Крошечная комнатка вся обита материей в цветочках, светлая, мягкая, как яйцо всмятку… Окно выходит прямо в небо, в ночные ароматы.
Утром они обнаружили перед домом газон, а за ним до самого горизонта шли зеленые поля, луга и никаких строений. Когда подали вкусный завтрак: кофе в тоненьких чашечках, запечатанные горшочки с вареньем, хрустящие булочки, гренки… и розы на подносе – знак внимания администрации, – Мартину снова охватило острое ощущение счастья. Она прижала розы к ночной рубашке – не из нейлона, а из чистого шелка: для свадебной ночи Мартина выбрала шелк и кружева.
– Господи, до чего же ты хороша! – сказал Даниель, пораженный так, как, проснувшись рано утром, поражаешься красоте сада, где птицы и роса и ничей взгляд еще не коснулся этих цветов, этих солнечных бликов. – Господи, до чего же ты хороша, – повторил Даниель и взглянул в узкое зеркало.
Он разглядывал себя в этом зеркале и говорил самому себе: «Ты плохо кончишь, Даниель». Даниель в пижамных штанах, голый до пояса, молодой, сильный, но, несмотря на двадцать четыре года, уже с морщинками на лбу, смотрел прямо в глаза Даниелю в зеркале, в глаза, какие бывают только у людей, внимательно и терпеливо наблюдающих за ростом растений, в глаза, которые видят небо и землю – источник жизни и великолепия; оба Даниеля покачали головами, и настоящий Даниель обернулся к Мартине:
– Держи! – он бросил ей шарф. – Прикрой грудь, сейчас официант придет за посудой.
Теперь молодожены ехали прямо на ферму Донелей, чтобы провести там медовый месяц: они не могли себе позволить новых расходов.
Ехали по широкой холмистой долине. И уже издалека увидели серое пятнышко, которое и было старой фермой Донелей. Когда спускались вниз, ферма исчезала из виду, но снова появлялась на подъемах. Даниель немного волновался: он вез Мартину в мир своего детства, в интимный мир воспоминаний, куда так трудно ввести кого-нибудь, который так трудно разделить с кем-нибудь. Они приближались: ферма, одиноко стоявшая на ковре с геометрическим рисунком коричневым, зеленым, бежевым и желтым, – росла у них на глазах.
Сплошные стены… Из серого камня, прямоугольная крепость с тремя башенками – двумя круглыми и одной квадратной. Стена, выходящая на дорогу, была очень высока, она незаметно переходила в дом с рядом окон и глухими деревянными воротами, такими высокими, что они достигали второго этажа. Около ворот была полированная дверь, очевидно новая, с двумя ступеньками и медной табличкой: «Садоводство Донеля». Они приехали.
– Не пугайся, Мартинетта, – говорил Даниель в сотый раз, – ты ведь не любишь беспорядка… сейчас увидишь!