Теперь любой захват немедленно окутывали непробиваемой завесой секретности. Район оцепляли и спешно подтягивали тяжелую артиллерию. И пока какой-нибудь спецпредставитель заливался перед телекамерами насчет того, что все мирные жители давно вышли по коридорам безопасности, в работу включались пушки.
До утра было еще далеко, но Бухгалтер вдруг понял, что нельзя терять ни секунды. Резко вскочив на больную ногу, он взвыл и зажмурил единственный глаз. Боль еще не успела утихнуть, а Бухгалтер уже прыгал на одной ноге через каюту. Повернув в замке ключ, он рывком распахнул дверь и проорал прямо в лицо перепуганному Лопухину:
– У тебя знакомые журналисты на НТБ есть?
– Да!
– А на Си-эн-эн?
– Есть! А что?
– Держи телефон! Сейчас позвонишь, я сделаю заявление и дам интервью! Начнем с Си-эн-эн!
Маргарэт Баффин, шеф-редактор телекомпании Си-эн-эн в Москве, проснулась разом и окончательно.
– Повторите, пожалуйста, ваше имя!
– Ваха Артаев! – назвался Бухгалтер именем Вахи.
– Отлично! Спасибо! Запись пошла! Можете делать ваше заявление, господин Артаев!
Бухгалтер откашлялся и начал:
– Я, Ваха Артаев, полевой командир вооруженных сил Ичкерии, довожу до сведения мировой общественности следующее. Сегодня ночью отряд из ста человек под моим командованием высадился в нейтральных водах недалеко от порта Сочи на пассажирское судно «Рассвет». На судне в момент высадки находились пассажиры и члены экипажа. Всего около двухсот пятидесяти человек, включая большое количество женщин. Высадка на судно произведена в знак протеста против геноцида чеченского народа. Наша акция является мирной, при высадке не пострадал ни один человек. Наши требования – прекращение геноцида, вывод российских войск и предоставление независимости Ичкерии. В настоящий момент судно полностью заминировано. Любая попытка российских властей приблизиться к судну приведет к огромным человеческим жертвам. Кровь невинных несмываемым позором ляжет на российские власти. Повторяю, наша акция является мирной, но мы готовы идти до конца, пока наши требования не будут удовлетворены. На карту поставлены жизни трехсот пятидесяти человек. Да здравствует свободная Ичкерия! Аллах акбар!
Жизнь Серафимы не значила почти ничего, но бросить ее в таком положении Костя все-таки не мог. Поэтому он жутко психовал и, возвращаясь к завалу с сумкой и автоматом, матерился всю дорогу. Матерился он, правда, не столько из-за Серафимы, сколько из-за того, что операцию с дизель-генераторами приходилось пока отложить на неопределенный срок.
Это давало боевикам возможность прийти в себя и грозило большими осложнениями. Все это Костя прекрасно понимал, оттого и матерился. А на Серафиму он злиться уже почти перестал. Чего с нее взять – баба-дура. Подлетев к остаткам искореженной площадки, он опустил сумку с автоматом на палубу и тут же услышал всхлипывания.