– Увы, она умерла! Я знал, что она уже не молода, но в любом случае для ее здоровья вредно было есть этот шоколад из коробки.
– Шо-шоколад... какой шоколад?
Казалось, звуки застревали у него во рту. Он с трудом двигал челюстями. В комнате вновь воцарилось зловещее молчание, когда все, затаив дыхание, ждут, что будет дальше. И вдруг Орсо взорвало. В неистовой ярости он бросился на Аделаиду Бланшар:
– Сука!.. Почему ты не оставила ее в покое? Решила и ее убить?.. А ведь она так верно служила тебе...
На этот раз разнять дерущихся оказалось значительно сложнее. Крича от ужаса, Аделаида напрасно бормотала, что она ничего не понимает и вообще, она ни при чем... Холодный и сухой голос Ланжевена перекрыл этот крик и сразу восстановил порядок:
– Ты понял, что ты только что признался и что все вокруг являются тому свидетелями?
– Мне на все наплевать, – рыдал Орсо. – Мама... Только ее я любил в этом мире...
– Ты признаешься в том, что вместе со своим братом убил сперва Эдуарда, а потом Этьена Бланшара?
– Да.
– Вас наняла с этой целью присутствующая здесь Аделаида Бланшар?
– Да. Я знаю, что это признание будет стоить мне головы, но если голову отрубят и ей, я умру со спокойной совестью.
Раздавленная неожиданным разоблачением, преступная мать не подавала больше ни звука. Казалось, она окаменела, как статуя. С застывшим взглядом, неподвижная, потерявшая дар речи, она производила впечатление человека, совершенно не понимающего, что происходит вокруг. Она никак не прореагировала на арест Орсо Лена и его продолжавшего спать брата, которого вынесли два полицейских агента. В салоне воцарилась давящая тишина, которая следует обычно за великими катастрофами. Прижавшись друг к другу, Орхидея и ее покровительница старались не смотреть на мадам Бланшар, но их взгляды не слушались их, притягиваемые зрелищем этого чудовища во плоти.
Оба комиссара обменялись вполголоса несколькими репликами, явно колеблясь относительно того, каким именно образом продолжать расследование этого беспрецедентного преступления. Неожиданно одна из дверей салона открылась, и на пороге появилась пожилая медсестра, которая, прокашлявшись, спросила затем здесь ли находится мадам Агата. Генеральша подняла голову.
– Да... это я!
– Извольте следовать за мною. Месье Бланшар хочет поговорить с вами. Мне кажется, – продолжала она, окинув полицейских убийственным взглядом, – эти господа забывают о том, что в доме находится тяжело больной. Подобное поведение просто недопустимо! Туда, наверх доносятся крики и отвратительная ругань.