– Я умоляю тебя, оставь меня сейчас!.. Уходи!…
Хотя произнесенные ею слова поразили Гийома в самое сердце, он не успел на них ответить: одна из внутренних дверей открылась невидимой рукой и вошел маленький мальчик, который, несомненно, разыскивал свою мамочку. И когда он увидел ее, в изнеможении сидящей на стуле, всю заплаканную, он поначалу хотел броситься к ней, но потом заметил рядом с ней незнакомого человека, такого большого и страшного, с лицом, искаженным гневом и страданием. И этот человек нагибался, чтобы поднять с пола палку, конечно» чтобы ударить его мамочку! Наверное, это страшное чудовище! И поэтому с угрожающим криком маленький смельчак бросился на Гийома и схватил его за ногу своими маленькими и пухленькими пальчиками.
– Гадкий! – кричал он. – Плохой!
Гийом не пытался даже остановить его: его мать, которую он так любит, прогоняет его, и его сын – тоже. В этом есть что-то противоестественное… Он поднял на Лекульте, прибежавшего вслед за маленьким Артуром, услыхав его завывания, потухший взгляд и тихо произнес:
– Я возвращаюсь в Париж, мой друг. Прикажите, пожалуйста, подать нам лошадей…
– Да, разумеется, – сказал всепонимающий банкир, – Мы увидимся с вами завтра или потом как-нибудь. Но помните, что вы обещали мне не уезжать сразу в Нормандию…
– Не беспокойтесь… Но и не заставляйте меня долго ждать!
– Я сейчас присоединюсь к вам, – сказал он, беря малыша на руки и усаживая его рядом с Мари, на колени к которой он безуспешно пытался вскарабкаться сам.
Бросив прощальный взгляд на очаровательный ансамбль, который составляли сын и мать, Гийом вышел из гостиной. Десять минут спустя он покинул Мальмезон.
Через два дня, утром, как раз в тот момент, когда он в своей комнате в гостинице «Золотой компас» занимался своим туалетом и заканчивал бриться, кто-то постучал в дверь.
– Кто там? – спросил он, но ответа не получил. Раздосадованный, так как он терпеть не мог, когда его беспокоили во время этой кропотливой процедуры, и решивший, что это, по всей вероятности, одна из служанок, которые имели обыкновение цепенеть при виде его – такое впечатление он на них производил, Гийом отложил лезвие и пошел открывать дверь сам. Перед ним стояла Мари-Дус.
Злопамятство, которое томилось в нем вот уже двое суток после их последней встречи, тут же растаяло под влиянием радости вновь увидеть ее. Сняв с шеи салфетку, он вытер последние следы мыла на щеке, а затем склонился в поклоне с напускной грацией Арлекина:
– Миледи Дойль!.. Какое неожиданное счастье!..
– Не разыгрывай из себя шута, Гийом, – сказала она сурово. – Я приехала просить у тебя прощения… и предложить тебе кое-что.