По мере того как этот скорбный кортеж приближался к мосту, Гийом и Пьер с округлившимися от ужаса глазами напряженно всматривались в лица несчастных, которых везли на казнь, сопровождая оскорблениями, пошлыми шуточками и игривыми куплетами. Им коротко обрезали волосы, наголо обрив затылок, полностью обнажили шею, отрезав воротник рубашки у мужчин и разодрав верх платья у женщин, которым нечем было прикрыть свою наготу, так как косынки у них тоже отобрали. Опошленные, выставленные на всеобщее обозрение, без защиты, даже без священника в свои предсмертные минуты, к варварской радости обезумевших людей, которые даже ни с кем из них не были знакомы, они являли собой один из самых удивительных фактов той страшной эпохи – возвышенное благородство и мужество, достойные уважения. Некоторые даже вызывающе улыбались с оттенком презрения. Другие молились громко и не таясь, стараясь словами молитвы подавить насмешку. Все старались не дрожать от пронизывающего ветра, хотя кожа их посинела от холода…
И вдруг, когда уже первая повозка заворачивала на набережную Межисери, Аннеброн, самый высокий из них троих, издал крик, скорее похожий на рычание:
– Агнес!.. Нет!..
Кроме его товарищей, никто не слышал этого возгласа: толпа санкюлотов в засаленных якобинках 11 вопила что есть мочи «Едут! Едут!» Гийом тоже увидел ее. В едином порыве они оба сразу же рванулись вперед и едва не попали под копыта лошади. Пеший жандарм грубо оттолкнул их, отгоняя как и прочих, ударами эфеса шпаги:
– Дорогу! Дайте дорогу, идиоты! Хотите, чтобы вас повезли заодно с этими?
С побелевшими губами Ив Кормье бросился к ним и помог выбраться из толпы, увлекая за собой к кирпичной стене соседнего дома. Они были настолько возбуждены и потрясены увиденным, что никак не могли отдышаться.
– Ради всего святого, позвольте мне увести вас отсюда! Теперь уже ничего нельзя сделать…
– Можно! – возразил Гийом. – Можно следовать за ни ми… до самого конца! Вдруг представится какой-нибудь случай?
Вторая повозка проехала мимо, и толпа сомкнулась за ней. Гийом и Аннеброн последовали вслед, судорожно ища хоть какую-нибудь возможность, чтобы вмешаться в ход событий. Но это было невозможно. Настоящий поток низвергался, казалось, с самых крыш, из раскрытых настежь окон, и закручивался водоворотом вокруг повозок. В глубине души оба знали, что они бессильны, безоружны и что малейшая попытка приведет их к смерти. Гийом кипел от ярости а Аннеброн… плакал. И оба также знали, что до конца дней в их памяти сохранится триумфальное – и это вполне подходящее слово! – лицо Агнес, идущей на смерть И не важно что спутанные волосы ее были грубо обрезаны, что серое искромсанное платье обнажало белые плечи, но гордые глаза ее надменно сверкали. Она так была похожа на королеву, и ничто в ее облике не обнаруживало хоть малейшего страха Она шла на смерть за своего короля, которому служила верой и правдой, и этим была горда!..