– Никакой комедии я перед вами не ломала. И не занимайтесь догадками, что я подозревала или не подозревала. Выкладывайте. Я за это вам заплатила.
Ее тон мне не понравился.
– Выкладывать нечего. Я еще слишком мало знаю. И больше уж ничего не узнаю... Бросаю это дело.
– Бросаете?
На половине ее лица, не закрытой тяжелой массой вороных волос, отразились недоверие и удивление.
– Бросаю это дело, – повторил я.
– Но почему? – выкрикнула она. – Ведь я же вам заплатила...
– Не в деньгах дело. Да я и готов их вернуть. Она успокоилась и шаловливо, своим волнующим, с легким налетом распутства голосом спросила:
– Послушайте, вы же не будете таким злюкой со своей маленькой Алисой?
– Алисой? Ах да...
Ну, конечно, Алиса! Да, некогда существовала нежная крошка Алиса. Страстная возлюбленная моего кореша Морено. Морено умер, Алиса тоже. Трудно было различить, кто из двоих мертвее: тот, кого скосили франкистские пули, или та, что теперь звалась Эстер.
– Не валяйте дурака, Нестор Бурма. Если хотите, бросайте, но деньги оставьте себе. Вы их заслужили уже тем, что сообщили мне. Но мне жаль, что вы не хотите продолжить расследование. Я хотела бы знать подробности. Ну, да что поделаешь...
– Несомненно, чтобы помочь брату пережить потрясение? – поиронизировал я.
Она поднялась и с удивительной для своего расплывшегося тела ловкостью пересекла комнату среди коллекционной обстановки.
– Глупец!.. Чтобы не спеша, в свое удовольствие, насладиться его переживаниями, – цинично заявила она.
Нежная Алиса давно умерла. "Алисы нет", предупредила она меня. "Есть Эстер". Оставалась только Эстер. Фурия. Угадывавшиеся под тяжелой прической шрамы лишь усиливали это впечатление.
И я не удержался:
– Черт возьми! Он не очень симпатичен, но все-таки... Неужели вы до такой степени его ненавидите?
Она застыла и, не отвечая, окинула меня взглядом. Улыбнулась. Двусмысленной улыбкой, только что мелькнувшей на ее лице при упоминании о концлагере. И словно сорвала какой-то замок (да, вот подходящее слово):
– Там тысячи отдали Богу душу. Какое разочарование, что он вернулся цел и невредим! Как вы говорите: есть спасители, люди такого рода. Вы же... Боже мой!
Тут меня кольнула одна мысль. Мысль чудовищная. Но вот уже пятнадцать лет, как чудовищное стало частью нашей повседневности. Я не смог совладать с собой и прямо спросил:
– В Сену, привязанная к нему как ядро... Вы случайно не посодействовали аресту вашей семьи?
Она повернулась ко мне лицом и с вызовом, дрожащим голосом, похорошев от возбуждения, зло выкрикнула:
– Ну и что, если так? Они разрушили мою любовь. Они изощрялись, чтобы разлучить меня с человеком, которого я любила. Они убили ребенка, которого я от него носила. Они прокляли меня. Только справедливо, что в свою очередь и они будут прокляты... Вас удовлетворит такой ответ?