— Привет, гопники, — сказал он и, как гандболист, бросил целлофановый пакет на нары.
— Тут господа, а не гопники, — съязвил Ящик. — У тебя есть что-нибудь похавать?
— Сейчас, вот только приму ванну и поджарю тебе кнедлики.
Жора слушал и не верил своим ушам. Ему как-то стало не по себе от такой наглости новичка. Но когда тот снял шерстяной свитер, надетый на голое тело, узники 36-й камеры узрели на груди наколку из пяти церковных куполов. Один из них державный и четыре поменьше. Ящик цокнул языком и сник. Он понял, кто перед ним. На каждый купол — одна судимость.
Ящик тоже скинул с себя рубаху, чтобы видели, что и он не пятое колесо в телеге: на левом плече красовался ромб, в центре которого пиковый туз. Судимость за хулиганство. Он себя разрисовал еще в первую ходку по малолетству.
В тот вечер им все же перепал лакомый кусок. После ужина Торф достал из пакета сверток, в котором был батон, лососина, копченая колбаса и две плитки шоколада. Потом они пили чай: на кружку пачка. Курили сигареты «Голливуд».
Перед сном Торф, игнорируя общественную мораль, принялся носком протирать между пальцами ног. Делал он это не без удовольствия: подносил носок к носу и, зажмурив глаза, затягивался «ароматами».
Генку при виде этой процедуры чуть не понесло, и он, чтобы не расстаться с только что принятой пайкой, отвернулся к стене и стал думать о Люське.
— Ну что, братва, бросаем курить, — не то спросил, не то утвердил Торф.
— Только не я! — с готовностью откликнулся Жора.
— А в чем проблема? — Кутузову не хотелось быть податливым.
— Аллергия на табачный дым, — буднично объяснил пришелец и начал делать приседания. — Придется потерпеть…
— Да ты только что сам дымил, — у Ящика от негодования лицо пошло бороздами.
— Это была прописка, и теперь об этом забыли.
— По-моему, это слишком, — Кутузов взял в руки сигарету и стал ее разминать. — Без курева мы тут передохнем от тоски мятежной.
— К сожалению, ничем не могу помочь. Раненых не подбираем. В жизни всегда кто-то кому-то мешает. Мне — табачный дым.
— А ни хрена себе режимчик! — Жора сунул в рот сигарету и вжикнул зажигалкой. Со смехом и вызывающе затянулся.
И где этот оболтус, думал Генка, научился пускать такие кругленькие, точно вырезанные по лекалу, колечки? Причем каждое последующее было меньше предыдущего и, догнав первое, проходило через него насквозь.
— Фраер, тебе сейчас надеть на голову целлофановый мешок или когда будешь спать?
И никто из них не подумал, что это не шутка. Однако Ящик, видимо, зная что-то большее о блатном укладе, не повел и ухом. Он сделал подряд две мощные затяжки и через передние зубы цвиркнул слюной. Демонстрировал стойкость.