Ящик подошел к нарам и сел на край. Руки, чтобы не выказывать дрожь, он зажал между коленями. Возможно, в этот момент в этом спектакле он увидел для себя какой-то смысл.Но как бы там ни было, собравшись, он прямо взглянул в направленный на него объектив и твердо, не сбиваясь, молвил:
— Весь мир бардак, и ты, сучка, в том числе, хуже любого СПИДа. Я лично не чувствую за собой никакой вины. Жизнь сыграла со мной в подлянку, и я ей ответил тем же. А что я сейчас чувствую — это, извини, не твое собачье дело. Если хочешь хороший кадр, подожди, ты его сейчас получишь…
Ящик приподнялся с нар и неуловимым движением приспустил с чресел штаны. Обнаженной задницей он повернулся к свету. А чтобы было эффектнее, он резко нагнулся, и всем, кто смотрел в его сторону, открылся грандиозный прыщавый матово-серый зад Ящика.
У пигалицы вдруг задергалось веко, и она, покраснев до корней волос, зажав рот платком, ринулась из камеры. Несколько мгновений оператор продолжал снимать Жорин «глобус» и, наверное, внутренне ликовал от такого подарка судьбы.
Торф и Генка переглянулись, потом посмотрели на полицейских, которые, казалось, тоже не знали, как поступить.Ящик уже натянул штаны и направился к унитазу. Для него больше ничего в этом мире не существовало. Все ценности уравнялись. Когда телевизионщики с полицейскими вымелись из камеры, Жора чужим голосом проговорил:
— Значит, там уже все решено. Им надо перед Европой оправдаться: мол, приговорили к высшей мере не человека, а лютого зверя. Рот-фронт, их бы, блядей, на мое место.
— Не ломайся, — сказал Торф, — приговора пока нет. Потом еще есть в запасе апелляция, ходатайство президенту о помиловании, можно написать в Комитет по правам человека ООН… Все еще может измениться. А сейчас… А сейчас давайте это дело обмоем.
Семен достал из своего бездонного мешка бутылку водки и батон копченой колбасы.
— Неси, однократка, кружку, а ты, Жора, не психуй, раненых не подбираем.
Когда захорошело, Генке захотелось поговорить с Люськой. Признаться ей, что он ее по-прежнему любит и что почти каждую ночь она снится ему в своей розовой ночной рубашке.
Да и у Ящика отлегло от сердца. Он ходил по камере и говорил:
— Я поначалу растерялся. Кривоту начал пороть. Сейчас бы я этой болонке сказал бы другое…
— Например? — подзадорил его Торф.
— Мне надо было у этой прошмандовки сначала спросить — а не хочет ли она случайно отсосать у дохлого татарина? Причем через портянку… А потом уже демонстрировать ей свою задницу. В следующий раз я так и сделаю…
Потом они чифирили, и Торф со знанием дела рассказывал, какой сорт чая больше всего содержит танина и чего-то еще , что так благотворно воздействует на душу.