На другое утро он позвонил туда. Дежурный врач ответил коротко, как
обычно отвечают врачи в таких случаях:
- Да, да, ему лучше. Поправится. Кто говорит?
- Да так... - пробормотал Эндрью в автомат. - Никто.
"Вот это верно, - с горечью подумал он затем. - Именно никто, - не делаю
ничего и никуда не двигаюсь".
Он крепился еще неделю, потом спокойно, без лишних разговоров, подал
Джиллу для передачи совету заявление об уходе.
Джилл был огорчен, но сознался, что с грустью предвидел это событие. Он
произнес целую маленькую речь, заключив ее следующими словами:
- В конце концов, дорогой друг, я пришел к убеждению, что ваше место -
если мне будет позволено употребить, так сказать, метафору военного времени
- не в тылу, а... э... на передовых позициях, среди... э... солдат.
А Гоуп сказал:
- Не слушайте вы этого любителя роз и пингвинов!
Вам везет. И я, если только не лишусь здесь рассудка, последую вашему
примеру, когда отслужу свои три года.
Эндрью не знал, занимается ли комитет вопросом о вдыхании пыли, пока,
через много месяцев, лорд Ангер не выступил в парламенте и в своей эффектной
речи усиленно ссылался на медицинские данные, представленные ему доктором
Морисом Гэдсби.
Гэдсби был прославлен прессой, как филантроп и великий ученый. И
силикоз[*] в том же году был официально признан профессиональной болезнью
горняков.