Он посмотрел на ее руки, ладони которых были покрыты красноватой сыпью,
похожей на псориаз. Но это был не псориаз, - края были не извилистые, а
ровные. Неожиданно заинтересованный, Эндрью взял увеличительное стекло и
стал внимательнее рассматривать ее ладонь. А женщина продолжала говорить
серьезным, убеждающим тоном:
- И сказать вам не могу, как это мне мешает в моей работе. Я бы Бог
знает что дала, чтобы от этого избавиться.
Каких только мазей я уже не перепробовала! Но ни одна ничуть мне не помогла.
- Нет, и не могла помочь. - Он отложил лупу, испытывая удовольствие
врача, который ставит трудный, но несомненный для него диагноз. - Это
несколько необычное состояние кожи, мисс Крэмб. И бесполезно лечить его
мазями. Причина тут - в вашей крови, и единственное средство от этого
избавиться - соблюдать диету.
- И никаких лекарств не надо? - Ее серьезное лицо выразило сомнение. -
Ни один врач мне еще этого не говорил.
- А я вам это говорю. - Он засмеялся и, вырвав листок из блокнота,
записал ей подробно, какую диету ей следует соблюдать, какие блюда ей
абсолютно запрещены.
Она приняла бумажку как-то нерешительно.
- Что ж... я, конечно, попробую, доктор. Я все, что угодно, готова
испробовать.
Она добросовестно расплатилась с ним, постояла, словно все еще мучимая
сомнением, потом вышла. И Эндрью немедленно забыл о ней.
Десять дней спустя она пришла снова, на этот раз с парадного хода, и
вошла в кабинет с таким выражением плохо скрытого восторга, что Эндрью едва
удержался от улыбки.
- Хотите посмотреть мои руки, доктор?
- Да. - Теперь он-таки улыбнулся. - Надеюсь, вы не жалеете, что
соблюдали диету?
- Жалею! - Она протянула к нему руки в страстном порыве благодарности. -
Взгляните! Я совсем вылечилась.
Ни единого пятнышка. Вы не знаете, как это для меня важно... я и
выразить вам этого не могу... Какой вы ученый!
- Полноте, полноте, - возразил Эндрью легким тоном. - Человеку моей
профессии полагается знать эти вещи. Идите "себе домой и не беспокойтесь
больше. Только не ешьте той пищи, которую я вам запретил, и никогда у вас на
руках больше не будет сыпи.
Она поднялась.
- А теперь позвольте вам уплатить, доктор.
- Вы мне уже уплатили, - возразил он, испытывая легкое эстетическое
удовольствие от созерцания собственного благородства. Он очень охотно принял
бы от нее еще три с половиной или даже семь шиллингов, по искушение
завершить это торжество своего искусства красивым жестом было непобедимо.
- Но, доктор... - Она неохотно позволила ему проводить себя до дверей,
здесь остановилась и сказала на прощанье, все с той же серьезностью: - Может
быть, я смогу чем-нибудь другим отблагодарить вас.