- Вы, должно быть, новый помощник доктора Пейджа?
- Дело не в том, кто я, - ответил он сухо, - но я действительно доктор
Мэнсон. У вас тут имеется Идрис Хоуэлс.
Вы знаете, что брат его болен корью?
Пауза. Ее глаза, хотя и смотрели теперь вопросительно, сохраняли
приветливое выражение. Откинув со лба растрепавшиеся волосы, она ответила:
- Да, знаю.
Она, видимо, не склонна была отнестись серьезно к его посещению, и его
снова охватил гнев.
- Неужели вы не понимаете, что это против всех правил - держать его
здесь?
Она вспыхнула от его тона, и лицо ее утратило дружелюбное выражение.
Мэнсон не мог не заметить, какая у нее свежая и чистая кожа, заметил и
крошечную коричневую родинку такого точно цвета, как глаза, высоко на правой
щеке. Она казалась очень хрупкий в своей белой блузке и до смешного юной.
Она часто задышала, но сказала все же медленно и спокойно:
- Миссис Хоуэлс совсем потеряла голову. А у нас тут большинство детей
уже перенесло корь. Те же, что не болели, конечно, рано или поздно заболеют.
Если бы Идрис перестал ходить в школу, он бы не мог получать молоко, которое
ему очень полезно.
- Дело не в молоке, - оборвал он ее. - Его необходимо отделить от других
детей.
Она упрямо возразила:
- Я и отделила его до некоторой степени. Если не верите - взгляните
сами.
Он посмотрел в направлении ее взгляда. Идрис, мальчуган лет пяти, сидя
отдельно от других у камина за низенькой партой, имел вид человека,
чрезвычайно довольного жизнью, и весело таращил бледно-голубые глаза из-за
края своей кружки с молоком.
Это зрелище окончательно разозлило Эндрью. Он рассмеялся презрительным
обидным смехом.
- Вы можете считать это изоляцией. Но я, к сожалению, не могу. Вы
обязаны сейчас же отослать ребенка домой.
В глазах девушки засверкали искорки.
- А вам не приходит в голову, что в этом классе хозяйка я? Может быть,
вы и имеете право командовать людьми в более высоких сферах, но здесь
распоряжаюсь только я одна.
Эндрью уставился на нее с гневным достоинством:
- Вы нарушаете закон! Вы не имеете права оставлять его в школе. Если
будете упорствовать, мне придется заявить об этом инспектору.
Последовало короткое молчание. Эндрью видел, как она крепче сжала мел,
который держала в руке. Этот признак волнения еще разжег его гнев на нее, на
себя самого. Она сказала презрительно:
- Ну и заявляйте! Или велите меня арестовать, не сомневаюсь, что это
вам доставит громадное удовлетворение.
Взбешенный Эндрью не отвечал, чувствуя, что попал в нелепое положение.
Он пытался овладеть собой. Устремил на нее глаза, желая заставить ее
опустить свои, сверкавшие теперь холодным блеском. Одно мгновение они
смотрели друг другу в лицо так близко, что Эндрью мог видеть жилку, бившуюся
на ее шее, блеск ее зубов меж раскрытых губ. Наконец она произнесла: