К концу визита Эндрью, разговаривая с нею у дверей, сказал
сочувственно:
- У вас столько хлопот! Досадно, что вам придется еще и Идриса держать
дома, так как в школу его пускать нельзя. (Идрис был младший братишка Джо).
Миссис Хоуэлс быстро подняла голову. Безропотная маленькая женщина с
потрескавшимися красными руками и распухшими в суставах пальцами.
- Нет, мисс Бэрлоу сказала, что Идрис может ходить в школу.
При всем своем сочувствии к ней Эндрью ощутил прилив раздражения.
- Да? А кто такая мисс Бэрлоу?
- Учительница школы на Бэнк-стрит, - пояснила, ничего не подозревая,
миссис Хоуэлс. - Она сегодня утром заходила к нам. И, увидев, как мне
трудно, позволила Идрису по-прежнему ходить в школу. Один Бог знает, что бы я
делала, если бы еще и он свалился мне на руки.
У Эндрью было сильное желание сказать ей, что она обязана слушаться его
указаний, а никак не указаний какой-то школьной учительницы, которая суется
не в свое дело. Он прекрасно понимал, что миссис Хоуэлс обвинять нельзя, и
воздержался от замечания. Но, простясь с ней и шагая по Рискин-стрит, он
гневно хмурился. Он терпеть не мог, чтобы вмешивались в его дела, а больше
всего не выносил вмешательства женщин. Чем больше он об этом думал, тем
больше злился. Пускать Идриса в школу, когда его брат Джо болен корью, было
явным нарушением правил. И Эндрью неожиданно решил сходить к этой несносной
мисс Бэрлоу и объясниться с нею.
Пять минут спустя он, поднявшись по крутой Бэнк-стрит, вошел в школу и,
спросив дорогу у привратницы, разыскал "первый нормальный" класс. Постучал в
дверь и вошел.
В углу просторной, хорошо проветренной комнаты топился камин. Здесь
учились дети до семилетнего возраста, и так как сейчас как раз был перерыв,
то перед каждым стоял стакан молока.
Глаза Мэнсона сразу отыскали учительницу. Она писала на доске цифры,
стоя спиной к нему, и поэтому сначала его не заметила. Но вот она
обернулась.
Она была не похожа на ту "назойливую" женщину, которую рисовало ему
негодующее воображение, что он опешил. Или, быть может, удивление в ее карих
глазах сразу вызвало в нем чувство неловкости. Он покраснел и спросил:
- Вы мисс Бэрлоу?
- Да.
Перед ним стояла тоненькая фигурка в коричневой вязаной юбке, шерстяных
чулках и маленьких топорных башмаках, Он подумал, что она, вероятно, одних
лет с ним, - нет, пожалуй, помоложе - ей не более двадцати двух.
Она разглядывала его с легким недоумением, чуть-чуть улыбаясь.
Казалось, что, устав от детской арифметики,
она радовалась неожиданному развлечению в такой славный весенний день.