Потому что в воздухе что-то мелькнуло. Оказалось – рука отчима. Он когда-то немало занимался боксом. То, что он сделал, называлось “хук справа”. Сокрушительный удар согнутой рукой в челюсть.
Мерзавец полежал, поднял голову, заскулил, запричитал.
– Живой? Ну и ладно, – сказал отчим “с чувством глубокого удовлетворения”. – Пойдем, Славик.
И мы пошли, провожаемые плаксивыми и беспомощными угрозами. И я разом простил отчиму все прошлые обиды, все скандалы и его домашнюю тиранию.
Я был сейчас мальчик, за чью поруганную честь с грозной силой затупился отец. Пускай не родной, в данном случае это было неважно…
Дома я с восторгом рассказал маме о справедливом отмщении. Она заохала: как бы не было неприятностей. Отчим храбро сказал:
– Пускай жалуется, если совсем дурак. Это было без свидетелей.
И он начал укладывать рюкзак, собираться в северную поездку, пряча за деловитостью беспокойство.
Я уселся перечитывать любимую книжку про Тома Сойера. Все проблемы на сегодня были решены. Впрочем, кроме одной, со штанами. В чем завтра идти в поликлинику за анализами?
Но мама к утру решила и этот вопрос. Она пошла к нашей соседке тете Нюре, они отрезали лямки от парусиновых штанов и сделали из них на поясе петли для ремня.
А ремень мне подарил утром отчим.
Ремень был солдатский, военного времени. Во время войны бойцы носили не такие широкие ремни с бляхами, как потом, а более узкие – у них были простые пряжки со шпеньком и один ряд дырочек.
Я затанцевал от радости. Теперь я стал похож на Тимура из фильма про него и его команду. Тем более, что вместо глухой синей рубашки мама дала белую, легонькую (“Только не извози все это за один день, а то знаю я тебя…”).
В белом летнем наряде чудилось мне что-то морское, торжественно-пионерское, праздничное. Я чувствовал себя легким, почти летучим. И вспоминая потом свое такое вот отражение в зеркале, я написал повесть “Тополиная рубашка” – одну из своих “Летящих сказок”, где реальность тюменского детства переплелась с плодами буйной фантазии и сновидениями.
Мама сама завязала на мне пионерский галстук и велела поторапливаться. Дел у меня было много, Во-первых, зайти в школу и взять у вожатой Миры подписанную и заверенную характеристику, без которой в лагерь не примут. Во-вторых, получить в поликлинике результаты анализов. В-третьих, пойти в контору отчима, к профсоюзной начальнице, сдать ей все эти бумаги и взять у нее путевку. В-четвертых, “остричь наконец свои лохмы, потому что такое чучело не подпустят к лагерю на пушечный выстрел”. И наконец “вернуться домой таким же аккуратным, а не перемазанным, и по дороге не влипать ни в какие истории”.