— Вот слышишь? Ведь так лучше будет! Ты же всё-таки стихи пишешь. Вот это замени на это и можешь петь.
Тексты должны были быть принесены в двух экземплярах и, в случае благоприятного исхода, один экземпляр оставался в архиве цензоров, а на второй ставилась размашистая подпись утвердившего к исполнению лица и иногда круглая печать Дома народного творчества. Этот экземпляр вручался автору, и его всегда желательно было иметь при себе во время концертов. На этом путь самодеятельных артистов к заветной рок-клубовской сцене не заканчивался — они выходили на второй тур — прослушивание.
Процедура прослушивания очень напоминала историю с текстами. Члены комиссии, оценивающей музыку молодых групп, сами были от музыки достаточно далеки, и их оценки, соответственно, были достаточно парадоксальны. Ну и, конечно же, решающую роль при зачислении в клуб играло личное знакомство музыкантов с членами правления. Да, на начальном этапе существования рок-клуб был весьма странным заведением. Но, тем не менее, клуб всё-таки регулярно устраивал концерты, хоть и бесплатные для музыкантов, на больших площадках, и рокеры получили возможность обкатывать свои программы на публике. Да и члены комиссий не все были ретроградами — Гена Зайцев, например, готов был принимать в клуб всех подряд, за что и боролся с новоиспечённой бюрократией. Гена принимал рокеров в клуб по принципу «беглость пальцев — дело наживное, был бы человек хороший». И это далеко не самый плохой подход к делу. Гена, по крайней мере, знал, чего хотел — чтобы человек был хороший. Остальные же члены рок-жюри вообще, кажется, не понимали, что им было нужно, а что нет. На Гену у меня и была вся надежда — мы были знакомы с ним уже несколько лет, и он слышал кое-что из моей музыки, и, по крайней мере, не высказывал относительно неё явного неудовольствия. И я сказал Витьке:
— Зайцев нам поможет, я думаю.
— Хорошо бы, — ответил Цой, — а то там остальные любители «Россиян» нас и слушать не станут.
— А что ты имеешь против «Россиян»? — спросил Олег. Это была одна из любимых им ленинградских команд.
— Я? Ничего. Я не против них, а против россияноманов кое-что имею — тупые они.
Против «Россиян» действительно ни Витька, ни я ничего не имели против, более того — мы регулярно веселились с Сашкой Жаровым, оператором этой группы, и непосредственно с Жорой Ордановским. Это были классные ребята, да и остальные «Россияне» — тоже. Мы дико хохотали над сверхъестественными шутками Алика Азарова, внимали мудрым сентименциям Сэма, часто ходили на их концерты, потом вместе оттягивались то там, то сям. В отличие от всяких «умных» «Зеркал» и «Джонатанов Ливингстонов», «Россияне» были абсолютными раздолбаями в самом хорошем значении этого слова. Разве в какой-нибудь другой ленинградской группе того времени возможна была такая история — однажды, когда «Россияне» проснулись у кого-то в гостях, один из них взял бидончик и как был, в домашних тапочках, пошёл за пивом. Вернулся он через три недели, загорелый, посвежевший, всё в тех же тапочках и с бидоном, полным свежего пива.