— Вербилин, на перевязку!
Приглашение расплескивает по телу колючую боль. Не хочется не только подниматься, — поворачиваться. То ли еще предстоит, когда хирург примется ковыряться в опухшем бедре, прочищая и смазывая загнивший шов…
И все же нужно идти.
— Фарид, отвези Гену в перевязочную!
Всех в палате — по фамилиям, безногого и азербайджанца — по именам. Заслужили. Один — веселым нравом, услужливостью, второй — беспросветным несчастьем. Кроме того, Гена — ветеран отделения. Пролежишь на больничной койке столько, сколько пролежал он, заслужишь право на дружескую фамильярность.
Лично я не хочу ни многонедельных мучений, ни величаний по имени! В который уже раз кляну себя за слабоволие. Коля Гошев просто поймал меня на крючок. Вполне возможно, что никакого вора в законе в отделении не существует, он — обычная уловка, придуманная для того, чтобы заставить отставного генерала лечиться в больнице.
Из перевязочной почти выползаю. Боль от развороченного шва переползла в грудь, голову, руки. Единственное желание — поскорей добраться до постели, уткнуться носом в подушку и забыться.
Гену еще обрабатывают. Фарид, в ожидании подопечного, сидит на каталке, и что-то мурлычет на родном языке. Настроение у него, похоже — на четверку. Особенно веселиться нет причин — Мариам отдыхает, но и грустить не стоит — не позволяет характер.
Из женской палаты, соседствующей с перевязочной, выходят трое мужчин. В центре — рослый толстяк в распахнутом пиджаке, из-под которого выглядывает арбузоподобный живот. Прилизанные волосы, очки-колеса, аккуратные с проседью усики.
Слева и справа от толстяка — двое «накачанных» ребят в джинсовых костюмах. Взгляды настороженные, правые руки — в карманах. Телохранители. Впрочем, ничего криминального в этом нет. В наше время ни один бизнесмен не выходит из офиса без «прикрытия». Ибо отстреливают наших нуворишей с завидным постоянством и жестокостью.
— Фарид? Здорово, дружан!
Я осторожно присел на кушетку рядом с перевязочной. Поглаживаю разболевшееся бедро, заодно наблюдаю за встречей. Вижу — Фарид бледнеет, сильные руки подрагивают.
— Чего молчишь? Или не узнаешь? Могу напомнить…
Телохранители, остановившись поодаль, внимательно оглядывают проходящих мимо больных и врачей. Служба у них такая — всегда начеку. Толстяк стоит рядом с Фаридом, облокотившись одной рукой на стену.
— Узнал… Здравствуй…
— Молодец, что не забываешь… Кстати, дело к тебе…
Заговорил на непонятном языке, видимо, азербайджанском. Фарид ответил. Спокойная поначалу беседа постепенно накалилась, но собеседники не кричали — говорили напряженным полушепотом, жестикулируя и горячась.