Сидорчук с разбега прыгает на койку с такой силой, что все ее металлические суставы взвизгивают, прося пощады. Изловчившись, довольно подмигивает мне… Все, батя, о'кей! Скажешь Гошеву: пусть готовит приказ о премии. За хорошую работу, талантливую роль и так далее, и тому подобное…
В палату влетает Фарид. Именно влетает, а не входит. Никогда не поверишь, что у парня ноги гниют, покрыты гнойными язвами. Азербайджанец счастлив, а счастливые люди боли не ощущают.
— Соперник у меня завелся, батя, да? Резать его буду, кишки на башку чалмой намотаю, — кричит он, явно игнорируя остальных обитателей палаты. — Понимаешь, ходит за Мариам, будто его к ее джинсам приклеили… Увижу еще раз — зарежу — делает он зверское лицо, таращит полные счастьем глазища. — И второй, кажется, появился… Убегает Мариам от них, а я говорю: зачем убегать? Все равно ты моя, никому не отдам. Пусть ходят, слюнки глотают, а попытаются приставать — зарежу!
Обычно ревность не сочетается с радостью, угроза «зарезать» — со счастливой улыбкой во все лицо. Парень хохочет, закидывая кудрявую голову, сверкая блестящими черными глазами. Все его угрозы убить, зарезать, обмотать кишки вокруг головы ухажеров звучат не страшно, скорее — наивно.
Фарид догадался — его так называемые соперники охраняют девушку. По его просьбе, обращенной к «бате».
— Пойдем покурим, да? А то я пустой, как дырявый кошелек/
Я неторопливо поднимаюсь. Торопиться нельзя — сопалатники так и сверлят меня подстерегающими взорами. Не палата — осиное гнездо.
Сидорчук открывает глаза, растерянно ворочается на кровати. Ему не хочется отпускать «подшефного» одного и опасно афишировать слишком близкое знакомство.
На лестничной площадке, наклонившись к моей зажигалке, Фарид быстро шепчет: не могу, батя, показать тебе зазнобу вора в законе — выписалась шалашовка. И еще один смылся — Никита…
Осы, почуяв опасность, начинают разлетаться…
Сегодня в палате тихо. По обыкновению подремывает Петро. Спит и, вроде, не спит. Любой шум: скрип под ногами вошедшей сестры или санитарки, шепот за дверью в коридоре — глаза открываются. «Такелажник» по-звериному насторожен.
Безмятежно любуется витиеватыми облачками табачного дыма Алексей Федорович. Будто изобретает очередные «щипки» для наивного калеки.
Все так же всматривается в белый потолок Гена. Глаза потемнели, углы рта опустились — тоскует человек.
Фарид нетерпеливо расхаживает по коридору. Изредка заглядывает в палату. Он тоже грустит. Сегодня — внеочередное дежурство Мариам, она согласилась подменить чем-то занятую подругу. Время смены, а девушки нет. Фарид волнуется, и его волнение передается мне. Неужели люди Гошева упустили «подшефную»? Не должно быть — хлопцы опытные…