Не посвященные в заговор сенаторы, пораженные страхом, не смели ни бежать, ни защищать Цезаря, ни даже кричать.
Все заговорщики, готовые к убийству, с обнаженными мечами обступили Цезаря: куда бы он ни обращал взор, он, подобно дикому зверю, окруженному охотниками, встречал удары мечей, направленные ему в лицо и в глаза, так как у заговорщиков было условлено, что они все примут участие в убийстве и как бы отведают жертвенной крови. Поэтому и Брут нанес Цезарю удар в пах. Отбиваясь от убийц, Цезарь метался и кричал, но, увидев Брута с обнаженным мечом, накинул на голову тогу и подставил себя под удары.
Либо сами убийцы оттолкнули тело Цезаря к пьедесталу, на котором стояла статуя Помпея, либо оно там оказалось случайно. Пьедестал был сильно забрызган кровью. Можно было подумать, что сам Помпеи явился для отмщения своему врагу, распростертому у его ног.
Цезарь получил двадцать три раны. Многие заговорщики переранили друг друга, направляя столько ударов в одну жертву. После убийства Цезаря Брут выступил вперед, как бы желая что-то сказать о том, что было совершено.
Но сенаторы, не выдержав, бросились бежать, сея в народе смятение и непреодолимый страх. Одни запирали дома, другие бросали без присмотра свои меняльные лавки и торговые помещения; многие бежали к месту убийства, чтобы взглянуть на случившееся, другие бежали оттуда, уже насмотревшись.
Марк Антоний и Марк Эмилий Лепид, наиболее близкие друзья Цезаря, ускользнув из курии, спрятались в чужих домах.
Заговорщики во главе с Брутом, еще не успокоившись после убийства, сверкая обнаженными мечами, собрались вместе и отправились из курии на Капитолий. Они не были похожи на беглецов: радостно и смело призывали они народ к свободе, а людей знатного происхождения, встречавшихся им на пути, приглашали принять участие в их шествии.
На следующий день заговорщики во главе с Брутом вышли на Форум и произнесли речи к народу.
Народ слушал ораторов, не выражая ни неудовольствия, ни одобрения, своим полным безмолвием показывал, что жалеет Цезаря, но чтит Брута.
Сенат же, заботясь о забвении прошлого и о всеобщем примирении, одной стороны, почтил Цезаря божественными почестями и не отменил даже самых маловажных его распоряжений, а с другой стороны, распределил провинции между заговорщиками, шедшими за Брутом, почтив их подобающими почестями; поэтому все думали, что положение дел в государстве упрочилось и снова достигнуто наилучшее равновесие» (Плут. Цез. LXVI-LXVII).
Судьба была благосклонна к Цезарю в том отношении, что послала ему смерть внезапную, как бы исполнив его волю.