Вызванный в школу отец Игоря осведомился, действительно ли обиженная сыном девочка является еврейкой. Получив утвердительный ответ, он удивленно сказал, что «жидовка» — слово литературное, пусть учителя сверятся с Чеховым и Достоевским. Так что никаких обвинений в адрес сына он не принимает, но, конечно, объяснит ему уничижительный оттенок этого любимого русскими классиками слова.
Результатом пафоса исторички стало полное Дашино одиночество. Если бы жизнь пошла своим ходом, Игорь Которский забыл бы про Дашу через пару дней, но теперь оставить Дашу в покое означало уступить и сдаться. Даша, понимая, что он не уступит никогда и ни за что, не испытывала к нему злости и в душе примирилась с ним, как с плохой погодой.
Она виртуозно научилась не совмещать свои и его пути следования. Встречаясь с ней, он равнодушно, без всяких эмоций небрежно бросал свое «жидовка». Иногда, находясь в игривом настроении, беззлобно уточнял: «вонючая жидовка». И спокойно уходил по своим делам. Даша к этому привыкла, как привыкла за эти месяцы ходить, чуть пригибаясь и ни на кого не глядя.
С ней никто не хотел иметь дела в полном соответствии с поучительной байкой про украденный кошелек: «То ли у него украли, то ли он украл, в общем, была там какая-то неприятная история…» Подчеркнуто не замечали Дашу ее бывшие друзья — умный нервный Юра Слонимский и перманентно любимый Дашей Иосиф. Они старались не встречаться с ней глазами и не сказали ей ни одного слова, как будто боялись заразиться от Даши чем-то очень неприятным. Еврейством, наверное.
Обе лучшие подружки за время Дашиной болезни полностью сфокусировались на другой девочке. Они взяли ее к себе на роль третьей, и Даше в этих новых отношениях места не нашлось. Пытаться же найти суррогатную подругу среди остальных девочек, которыми Даша так презрительно прежде пренебрегала, было слишком унизительно. Оставшаяся в изоляции, тем более унизительной по сравнению с бывшей популярностью, она с трудом заставляла себя ходить в школу и хоть как-то сосредоточиваться на уроках.
Одиночество с головой погрузило ее в книги. Она воображала себя бедной маленькой голландской еврейкой Анной Франк, одиноко взрослевшей в замкнутом пространстве своего убежища. Даша вела дневник, любовалась своими красивыми фразами, без меры умничала и сама себе врала, восхищаясь утонченными чувствами, которых не испытывала. «Игорь относится к типу мужчин, которые страстно любят и так же страстно ненавидят», — манерно выписывала Даша на страничке, украшенной корявыми виньетками собственного изготовления.