Яркий дневной свет свободно проникал сквозь выходящие на галерею иллюминаторы, такие же огромные, как в адмиральской каюте. Под ними располагался широкий и длинный письменный стол, заваленный картами и лоциями, соседствующими с большим глобусом и навигационными инструментами: секстантом, астролябией, компасом и буссолью. Небрежно отодвинутое кресло с резными ножками и подлокотниками, красноречиво напоминало о том, что хозяин лишь ненадолго покинул свои владения и должен вот-вот вернуться. Достаточно насмотревшись и не желая больше рисковать, мы на цыпочках выскользнули из каюты и вернулись к себе.
Молчаливый слуга принес мое рубиновое ожерелье. Бразильцу, должно быть, пришлось долго рыться в моих вещах, чтобы отыскать его. Без слов было ясно, что я должна его надеть в качестве необходимого дополнения к приготовленному для меня платью. Ясно было также, что Бартоломе хочет снова увидеть меня такой же, какой увидел у себя в усадьбе в день моего рождения. Но зачем? Чтобы вернуться в прошлое самому? Или вернуть меня в то прошлое, которого он не покидал?
В любом случае я не торопилась доставить ему удовольствие. Напротив, затягивала свой туалет как можно дольше, чтобы успеть разгадать его замысел и выработать план действий, сулящий хотя бы минимальные шансы на успех. Чтобы победить бразильца, необходимо его перехитрить, потому что во всем прочем он превосходил нас по всем статьям. Как ни странно, но после стольких месяцев тревожного ожидания и ночных кошмаров, я перестала испытывать страх перед ним. Сейчас, когда близился решающий момент нашего противостояния, я вдруг обрела абсолютное спокойствие, позволяющее целиком сосредоточиться на решении главной задачи. То же самое происходило со мной и раньше: в ожидании схватки или перед абордажем я тряслась как осиновый лист, но стоило скрестить клинки с противником или ступить на палубу атакованного судна, как я моментально успокаивалась и дралась хладнокровно и внимательно, как на уроках фехтования.
К тому времени, когда Бартоломе прислал за мной все того же молчаливого парня, который доставил ожерелье, я была уже почти готова. Минерва уложила мои волосы в высокую прическу в виде короны, а я напудрила лицо и подкрасила губы.
— Как я выгляжу? — прошлась я по каюте, поворачиваясь к сестре то одним, то другим боком и чувствуя себя в полной боевой готовности.
— Бесподобно! Держу пари, он от тебя глаз оторвать не сможет! Как Торнтон, помнишь?
Минерва обвила мою шею рубиновым ожерельем. От прикосновения холодных камней по спине побежали мурашки, и мне показалось, что я сейчас задохнусь. Я машинально ухватилась за край, чтобы ослабить давление врезавшейся в кожу золотой оправы, но сестра заставила меня убрать руки и опустить их по швам.