Закончив завтрак, он заперся в своем кабинете, приказав Томасу принести туда графин с ромом. Как бы он ни отговаривался, я ни минуты не сомневалась, что Дьюк опередил меня и первым нажаловался брату на мое якобы возмутительное поведение. Тогда я еще не знала, что он настоятельно рекомендовал Джозефу как можно скорее избавиться от обеих служанок и продать непременно раздельно. Филлис — на отдаленную плантацию в другом конце острова, а Минерву — в кингстонский бордель, который держит одна его знакомая.
Конечно, будь я в курсе его интриг, то вела бы себя осторожней. Но я была молода, нетерпелива, упряма и не привыкла прислушиваться к чужому мнению — тем более мнению Джозефа, беспутного транжиры и беспробудного пьяницы. К тому же я жутко на него разозлилась, поэтому начисто проигнорировала все его советы и наставления и продолжала гнуть свое со свойственным юности эгоистичным максимализмом. Знай я тогда, на какое подлое коварство способны мужчины, все могло бы сложиться по-иному. Но человек предполагает, а бог располагает, и в моей истории найдется немало тому подтверждений.
Дьюк почти в открытую следил теперь за каждым моим шагом. Я старалась не обращать на него внимания, все еще наивно полагая, что он не в состоянии причинить мне вреда, но его постоянное присутствие действовало на меня угнетающе. Рассчитывать на брата или ждать от него поддержки не приходилось: слабохарактерный Джозеф хоть и не приветствовал чрезмерно жестокое обращение с рабами, но легко поддавался постороннему влиянию, в результате чего Дьюк совсем распоясался. Кандалы на дереве в центре базарной площади больше не пустовали и заскорузли от крови заковываемых в них жертв. Наказывать провинившихся старший надсмотрщик предпочитал собственноручно. Его знаменитая плетка свистела без устали; свинчатка на ее конце наносила несчастным, попавшимся под горячую руку, ужасные раны, вырывая клочья мяса из их спин и боков. Дьюк пускал ее в ход по малейшему поводу, не делая различий между серьезными проступками и мелкими прегрешениями.
Я снова пожаловалась брату, и опять он приказал мне не вмешиваться.
— У него большой зуб на твоих служанок, — предупредил меня Джозеф. — Если хочешь, чтобы с ними не случилось ничего дурного, держись подальше от Дьюка и не лезь в его дела.
Филлис и Минерва вели теперь себя в моем присутствии, как в первые дни после моего приезда на плантацию. Они сразу почуяли нависшую над ними угрозу и вновь сделались тихими, молчаливыми и неприметными, как мышки. Они усердно выполняли все свои обязанности, но избегали смотреть мне в глаза и отвечали только на прямые вопросы. Я не понимала, что происходит, и чувствовала себя уязвленной и беспричинно обиженной.