У банковской дамы были другие взгляды на двусторонние отношения, и она махнула на Мезенцева рукой, как на неоперабельного больного. Мезенцев, в свою очередь, помахал ей вслед, посчитав, что с такими талантами и такой грудью ей не составит труда устроить личную жизнь.
Бывшая жена тоже стала подавать признаки жизни — она не справлялась с потоком подростковых глупостей, которые успевал творить их с Мезенцевым сын, и теперь требовала вмешательства твердой отцовской руки. Мезенцев пару раз заехал, выслушал долгий перечень совершенных проступков, подивился размаху и изобретательности сына. Пока жена не видела, потрепал его по непутевой голове и спросил:
— Летом-то что делать собираешься?
— К бабке поеду. В деревню.
— Интересно в деревне?
— Не-а. Тоска.
— Пошли ко мне, в ресторан, заработаешь пару копеек.
— А чего там делать-то?
— Можно посуду мыть, можно официантам помогать.
— На мобильник заработаю?
— Заработаешь.
— А на мопед? — заинтересовался сын.
— Если постараешься, можно и на мопед.
— Ну... Можно и поработать.
— Только учти...
— Чего?
— У меня заведение солидное, всяких малолетних преступников нам не надо.
— Так я же не преступник. Я так... Балуюсь.
— Успеешь до лета добаловаться. Вступит какая-нибудь блажь в голову — и все...
— Не, не вступит.
— Короче говоря, — со значением произнес Мезенцев. — Тебе решать. Только матери до лета ничего не говори. А то она...
А то она немедленно подымет крик, что ребенок в кабаке сопьется, развратится, насмотрится, наслушается и так далее... Как будто для всего этого необходимо идти именно в кабак.
В самом ресторане все шло неплохо, разве что Алик, заматерев, стал пробовать, насколько безразмерно терпение хозяина. Его излюбленным трюком было сдавать выручку с недостачей, а когда Мезенцев интересовался «где?», Алик немедленно хлопал себя по карману, жаловался на забывчивость и с дико смущенным видом сдавал недостающее. Но если Мезенцев не спрашивал, то недостача так и оставалась в кармане широких штанов Алика. Мезенцев пока терпел этот цирк, дожидаясь момента, когда Алик спрячет в карман половину выручки и тогда нарвется на полномасштабное промывание мозгов через задний проход.
Так он и жил, не принимая близко к сердцу ни одну из возникающих неприятностей. Будто бы знал, что сердце понадобится ему для неприятности, несравнимой со всеми предыдущими.