— Странное место, — сказал майор Афанасьев про «Пельменную», куда завел его Бондарев. — Странное, но... Что-то в этом есть такое... Успокаивающее.
— Да, — согласился Бондарев. — Я тоже это заметил.
Он подумал, что внутри этого подвального помещения время как будто остановилось, поэтому спешить и суетиться не было смысла. Можно было поговорить о том, что уже случилось и чего не исправить ни спешкой, ни суетой.
— Тут недавно из газеты звонили, — вспомнил Афанасьев, откручивая пробку купленной по дороге поллитры. — Тоже интересовались тем случаем. Я еще подумал — что это они вдруг? Столько лет прошло...
— Бывает, — сказал Бондарев. — Надо же им о чем-то писать. Так я не понял, ты точно помнишь, что не стрелял в этого гада?
— Мне нечем было стрелять, — с досадой вздохнул Афанасьев. — Поэтому он ушел целый и невредимый.
— А он говорил, что его ранили. Подстрелили на бегу.
— Врет, сволочь. Все они врут. Хотят на жалость пробить. Они сразу начинают жизнь ценить — когда их поймают. Свою жизнь.
Афанасьев испытующе посмотрел на прозрачную жидкость в граненом стакане, залпом выпил и некоторое время молча смотрел в некую точку за спиной Бондарева, словно там стали разворачиваться приковывающие его взгляд картины.
— Зря ты меня сюда привел, — сказал он затем. — И налил ты мне зря. Я сегодня уже достаточно наговорил. Достаточно навспоминал. Это, как в пропасть смотреться — глядишь, глядишь, а дна все нет и нет. И ты уже не можешь выбраться наверх... Проще упасть вниз.
— Расскажи мне про Настю, — сказал Бондарев, словно и не слыша Афанасьева. — И про ее мать. Что случилось потом.
— Я же говорю, хватит на сегодня...
— Настя умерла?
— Что?
— Тот человек вернулся и убил Настю?
— Нет, — сказал Афанасьев и тут же поправился: — Не знаю...
Он посмотрел на Бондарева, и в зрачках его было изумление от простой и страшной мысли, которая почему-то раньше не приходила майору в голову.
— Ты думаешь, что это был один и тот же человек?
— Я не знаю, — сказал Бондарев. — Я вообще не знаю, что случилось потом. Расскажи мне.
— Но тогда за что нам все это? Зачем? Почему? — Глаза Афанасьева стали влажными, и в них блестела искренняя обида и непонимание. — Что такого сделал я или Светлана? Или Настя? Что мы такого сделали, что с нами происходят такие вещи?!
— Я тоже хочу в этом разобраться, — сказал Бондарев. — Расскажи мне.
Афанасьев глубоко вздохнул, словно набирая воздуха в легкие перед нырком в темную холодную бездну...
И они нырнули.