– Он ждал, – тихо промолвила Аснат за спиной Семена, – ждал, когда ты придешь, мой господин. Сказал, что не умрет, не повидавшись с тобой… Но зачем ему умирать? Мы его любим, – она обняла хрупкие плечи Нефертари. – Мы не хотим, чтобы он ушел к Осирису!
– Что-то жарко сегодня, – заметил Семен, посматривая на знойное небо. – Жарко… Вот что, девочки: идите в сад и приготовьте мне уам. Вина поменьше, а сока граната – побольше… И можете не торопиться.
Когда они вышли, он склонился над Пуэмрой.
– Мрачный ты, как я погляжу. С чего бы? Ведь не в постель Сохмет улегся! Ты в доме Инени, и рядом с тобой не дознаватель с ножиком, а молодая красавица с опахалом. Ну, и я, твой учитель… Зачем умирать?
Лицо юноши вдруг стало жалким, рот судорожно скривился, затем хлынул поток отрывистых, почти бессвязных слов:
– Смерть… смерть и наказание… мой удел… ибо я предал… предал двоих… первого своего наставника и второго… Инени, отца мудрости, и тебя, посланца богов… Нет мне прощения – ни в этом, ни в загробном мире! Я скорпион… ядовитый гад… гиена побрезгует трупом моим, шакал помочится на мои кости…
– Во-от в чем дело! – протянул Семен. – Вот оно как! Ну, Инени, отец мудрости, на тебя не в обиде; он знал, что ты не порочишь его – скорее, наоборот. Так что успокойся, парень. Рановато тебе к парасхитам.
– Ты… ты не знал… – дыхание Пуэмры сделалось прерывистым. – Я доносил Уху Амона… мелкое, неважное… а хотелось ему другого… того, о чем Инени запретил говорить… откуда ты явился… что умеешь… прислан ли светлыми богами или Сетхом… Я не сказал бы ничего, но боль… было так больно, учитель! – Он сморщился и всхлипнул. – Когда мы сражались с нехеси – там, у порогов, где встретили тебя, – кровь обагрила мое копье… Я защищался и убил разбойника… но видит Амон, лучше убили бы меня! Предатель и в богатой гробнице предатель, а воин, пусть лишенный погребения, все-таки воин!
«Стыдится, – подумал Семен, – от того и жить не хочет. Вдруг и правда умрет? Совсем ни к чему!»
Он положил ладонь на лоб Пуэмры.
– Слушай, парень… Там, на ложе Сохмет, ты вроде бы просил у меня прощения? Так вот, я тебя не прощаю. Ты скорпион и гад ползучий, и от печенки твоей стошнит гиену, ибо ты предал посланца богов… Но боги милостивы, и я тоже. Я хочу, чтобы ты искупил вину и заслужил прощение, а это никак не получится, ежели сыграешь в саркофаг. Согласен?
Глаза Пуэмры закрылись; минуту или две он обдумывал эту идею, потом шевельнул левой, изувеченной рукой. Запястье его было похоже на крабью клешню – из повязок выглядывали только большой палец да указательный.