– Значит, вы не люди… Хоть век ваш не отличается от нашего, вы все-таки боги, да простит меня Амон! Теперь я понимаю, как ты выдержал транс ичи-ка и не сошел с ума… Твой разум, в сравнении с нашим, подобен факелу средь тлеющих углей!
Частицу истины тут можно усмотреть, решил Семен. Извилин у него имелось ровно столько же, сколько у Инени, но мозг человека двадцатого столетия был лучше тренирован и, вероятно, более восприимчив к запоминанию. Три с половиной тысячи лет отшлифовали его разум, но боги здесь были ни при чем – заслуга принадлежала множеству людей, известных и безымянных гениев, придумавших то и это, пятое и десятое. И набралось того и этого немало, подумал он, качая головой.
– Нет, мой друг, мы вовсе не боги. Я обращаюсь с числами быстрей, чем ты, ибо меня научили несложным правилам, и десять лет, пока я учился в школе, я пересчитывал кошек, мышек, коров и овец. Поверь, это совсем просто!
Глаза Инени блеснули жадным интересом.
– Расскажешь, как?
– Расскажу, однако… – Семен помолчал, соображая, как бы получше сформулировать мысль, – однако и ты поведай мне кое о чем. Мой брат пустился в далекое странствие по воле казначея Нехси, терпел жару и холод, повстречал разбойников и чуть не погиб… Но над тобой ведь Нехси не начальник? А там, на корабле, два дорожных сундука, твой и Сенмутов… Почему?
Жрец смутился. Кажется, вопрос о цели плавания застал его врасплох, что показалось Семену странным. Разве постыдно любопытство, жажда увидеть чужие края, узнать, какие земли лежат за нильскими порогами? Конечно нет! К тому же Инени сам признавался, что любопытен.
– Я мог бы назвать тебе сотню причин, – медленно произнес жрец, – но друзьям не лгут. А истину я не могу поведать, ибо губы мои и язык запечатаны клятвой перед престолом владыки Амона, да и тебе лучше не знать лишнего. Ты ведь сам сказал: кто много знает, долго не живет!
У берега плеснули волны, с реки повеяло прохладой, и Семен, кивнув, завернулся а плащ. Потом лег на циновку, вытянул ноги и пробормотал:
– Правильная мысль. Но знающий мало живет еще меньше.