– Господи, они собираются везти меня в Хвалынск…
Потому что именно туда вел тракт, на который мы выехали.
Только теперь я по достоинству оценила свой английский экипаж и мастерство моего кучера Степана. В моем нынешнем возке еще несколько дней назад казавшаяся мне неплохой по российским понятиям дорога превращалась в настоящее орудие пытки и, чтобы не упасть, я вынуждена была вцепиться в железное кольцо на стене, а ногами упереться в противоположную стену. Подобный способ передвижения привел к тому, что уже через полчаса у меня разламывалась спина, и от постоянного напряжения дрожали руки и ноги. Заснуть или хотя бы задремать в таких условиях мог бы только мертвый или, по крайней мере, мертвецки пьяный мужик. Умудряются же они спать в своих телегах.
И это при том, что лошади чуть не засыпали на ходу. Видимо, моим конвоирам торопиться было некуда, и следственно конца этой пытке не предвиделось, как минимум, до утра.
Внезапно мое внимание привлек какой-то посторонний звук. Прислушавшись, я поняла, что это стук копыт догоняющей нас лошади. В отличие от нас, она передвигалась быстрой рысью, местами переходя в галоп. И поумерила прыти, лишь поравнявшись с нами.
– Останови, что ему нужно? – услышала я голос из-за стены. Увы, слишком хорошо знакомый мне голос, несомненно принадлежавший господину Алсуфьеву.
«Так вот, кто дожидался меня в возке, – догадалась я. – Как это я сразу не сообразила? Хотя – с другой стороны – с каких это пор главные следователи сопровождают арестантов? Это не входит в их служебные обязанности.»
Я старалась не пропустить ни одного звука, и это оказалось нетрудно сделать: ни Алсуфьев, ни его собеседник, обмениваясь репликами, не понижали голосов:
– В чем дело?
– Разрешите доложить.
– Докладывай.
– Вас срочно требуют вернуться в Саратов.
– Но мы же договорились, что я уеду для следственного эксперимента и очной ставки. Черт знает что…
Мне сразу же показалось, что Алсуфьев врет. Его возмущение и сам тон были ненатуральны, как у плохого актера, и это меня сразу насторожило. Кроме того – мне показалось, что он совершенно не удивился этому сообщению, и это было совсем уж странно.
«Он даже не спросил, – мысленно отметила я, – кому это среди ночи так неожиданно понадобилось в городе его присутствие. А ведь должен был спросить. Любой нормальный человек на его месте спросил бы».
Все это могло означать только одно: Алсуфьев с самого начала знал, что его вернут с половины пути. И ждал этого… Я почувствовала себя участницей нелепого, а точнее – зловещего розыгрыша, смысла которого не понимала.