Вид трупа был ужасен, однако Бергер за время своей недолгой жатвы на ниве правосудия на многое нагляделся и оставался спокойным там, где нормального человека надолго скрючило бы. Другое озаботило его сейчас: почему-то при первом же взгляде на несчастного у него возникло странное ощущение, что он уже видел этого человека. Разумеется, не таким – жутким, мертвым, а вполне живым и даже где-то привлекательным. Нет, Бергер не мог сейчас вспомнить ни где это было, ни когда, не припоминал он также, как именно выглядел сей человек, что говорил… Музыку Бергер вспомнил, вот что! Вдруг прозвучал – словно комар над ухом пролетел! – короткий музыкальный фрагмент. Оркестр, шум в партере, сверкание занавеса…
Бергер напрягся, начал шарить по эфиру памяти, но в ту же секунду волна воспоминаний была сбита внезапно и некстати завязавшимся разговором.
– Интересно знать, за что она его так? – вопросил неведомо кого хозяин бульдога.
– А может, она тут вовсе и ни при чем? – угрюмо, сдавленно проговорил красавчик. – Может, она, как мы, наткнулась на труп – и с испугу бросилась наутек? Если честно, я жалею, что и сам вовремя ноги не сделал!
Что он жалел, это было видно невооруженным глазом. И Бергер подозревал, что до сих пор парень не смылся, так как боялся поддаться земному притяжению и рухнуть на асфальт. Он и говорил так сдавленно в основном потому, что едва мог справиться с пьяной отрыжкой. Непьющему Бергеру это казалось отвратительным, и неприязнь к смазливо-отталкивающему субъекту стала уже с трудом переносимой.
– Как это – ни при чем она?! – возмутился хозяин бульдога. – Что я, не видел их вместе, что ли? Шли да шли себе под ручку, потом, видать, он начал ее домогаться. Финт ногу задрал под деревом, ну, я и глазел по сторонам от нечего делать. Видел, как мужик начал ее тискать, ну, она вроде была не прочь, тоже прижалась к нему, да только тут же начала вырываться, вскрикнула, потом оттолкнула мужика, замахнулась – и бежать. А он схватился за лицо, покачался да и тоже рухнул – на спину.
Вся эта жуткая история была изображена в лицах, с драматичными ужимками и прыжками, как выразился бы дедушка Крылов. На лицедея с любопытством взирали не только Бергер и красавчик, но и продрогший бульдог, коего, как стало теперь понятно, звали Финт. Этот Финт, то ли увлекшись представлением, то ли окончательно смирившись со своей участью, плюхнулся-таки голым задом на горку опавшей листвы и теперь не сводил глаз со своего актерствующего хозяина.
– Понятно, – кивнул Бергер и повернулся к красавчику: – А вы что видели?