«Переживу я это или нет?» – всхлипнула писательница, вяло опуская пальцы на клавиши и уныло глядя на экран, на текст своей очередной нетленки.
Ладно, «Достоевский», забудь о своей рефлексии! Разгони черные туманы! Вперед, к роману!
Итак, добродушный Терамен, наставник Ипполита и друг Тезея, пытается объяснить Федре, что своей замкнутостью и провинциальными, завезенными с Крита манерами она просто-напросто компрометирует царя.
«Молю вас о прощенье, госпожа… не мне, конечно, вам напоминать, вам лучше моего сия простая истина известна: с волками жить – по-волчьи выть. В Трезене все должны обычаи Трезены соблюдать, и псарь, и царь, и вы, моя царица!»
Кстати, о птичках. Страсть к стилизации порою доходит у писательницы Дмитриевой до патологии. Согласно Гомеру и прочим античным классикам, в те легендарные времена все как на подбор, и люди, и боги, изъяснялись исключительно гекзаметром. И в любви объяснялись гекзаметром, и дорогу спрашивали у случайного прохожего. И на здоровье только так жаловались, и сплетничали! Тяжеловесного гекзаметра («Гнев, о богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына и т. д…») Алёна не осилит, а главное, этого не переживут ее издатели. Однако в романчике «Федра, или Преступная мачеха» все герои будут изъясняться белым стихом, каким-нибудь, условно говоря, бесцезурным ямбом. Подобно героям Шекспира или Лопе де Вега. А почему нет? Не принято? Но ведь «Достоевского» хлебом не корми – только дай поломать какой-нибудь шаблон! А если это кому-то напомнит не величавую поступь Гомера (Шекспира, Лопе де Вега), а речения Васисуалия Лоханкина, то это их личные трудности. Каждый понимает вещи согласно своей испорченности.
Словом, Терамен продолжает:
«Ваш Крит родной – он столько горя причинил Элладе! Жива, еще жива об этом злая память! Вас встретили враждебно, это правда, но вы что сделали, чтоб эту победить вражду? Увы, моя царица, ничего! В себе замкнулись, ни на шаг из дому. Подумать можно, что у вас кривые ноги, проказа на лице, горб на спине и лысина вдобавок! А ведь вы прекрасны, о моя царица! Как величава, горделива ваша поступь… Ну разве, может быть, чуть-чуть излишне величава… и тяжела, скажу вам откровенно. Когда б во храме Артемиды вы плясали – здесь все помешаны на танцах Артемиды, известно это вам, ну что ж, сие диктует мода! – итак, когда б во храме Артемиды вы плясали, вы б двигались воздушней, грациозней, легче, и стан бы ваш… того… немножко похудел… О да, красавицы должно быть много, это любят боги, но… сбросить где-то как-то сотни три талантов, а лучше втрое