Однако установить этот самый пресловутый контакт Лида не успела: ее арестовали. Однако спустя несколько дней следователь вдруг вызвал ее на допрос. В кабинете сидел Мозер.
Лида решила, что его вызвали для очной ставки. Но она ошиблась.
– Фрейлейн, – сказал следователь. – Не знаю, имеете ли вы понятие о чести, но я прошу от вас честного слова: вы будете молчать о том, что скажет вам этот человек. Он рискует жизнью, я тоже. Но я обязан ему именно что спасением своей жизни, а поэтому… – Он выругался. – У вас десять минут. Вы даете слово молчать? Или немедленно вернетесь в свою камеру.
– Даю честное слово, что буду молчать об этой встрече, – проговорила Лида, осторожно шевеля разбитыми губами. Между прочим, этот же следователь ее и бил.
Он посмотрел на ее губы, поморщился и вышел.
Мозер тяжело вздохнул и поднялся со стула…
Это был самый странный разговор на свете. Лида ожидала, что Мозер будет вербовать ее, уговаривать выдать товарищей, показать дорогу в партизанский отряд Чернова. Однако… ни слова ни о чем подобном не было сказано. Шла речь только о… о любви.
О любви к ней!
Он просил, умолял, заклинал Лиду уйти с ним, уехать в Германию. Клялся, что у него есть возможность вывезти ее из Бреста под чужим именем, незаметно. Обещал отвезти к своим родителям, обещал даже уехать с ней в Швейцарию, куда угодно, если ей не захочется жить в Германии. Его друг подделает все документы. Лидию никто не заподозрит, ее семьи не коснутся никакие репрессии – о да, Мозер знает, что такое быть в России родственником врага народа! Но mein kleiner Vogel может ни о чем не беспокоиться. Все будут думать, что она погибла…
У Лиды мучительно болела голова. Она смотрела на Мозера широко открытыми глазами, и ей чудилось, что она видит фильм… один из тех неправдоподобных, невероятных фильмов, которые они с Аней Ильиной так любили смотреть в Калинине!
Лицо Мозера расплывалось у нее перед глазами, голос то приближался, то отдалялся.
Что он говорит?! На миг вспыхнула жалость к нему: он просто сошел с ума, он погубит свою жизнь… этот враг… этот, наверное, такой хороший человек!
Но она не может, не может согласиться… Уехать с ним – значит предать своих.
И вдруг до Лиды дошло: так ведь он предлагает именно то, что приказано ей сделать из Центра! Она думала, что этого приказа не выполнит, а получается…
* * *
На памятнике над могилой расстрелянных подпольщиков значится много имен. Однако очевидцы рассказывали, что тел там лежит гораздо меньше. Имя Лидии Базановой там тоже значится.
Это факт.
Такой же факт, что воинский эшелон, на котором эвакуировались в Германию высшие чины брестского военного командования, был вчистую разгромлен советской авиацией в пятидесяти километрах от Бреста. Погибли почти все, там была такая кровавая каша, что трупов не опознать. Да и некому было их опознавать. Кое-кто спасся, конечно, потом уехал в Германию, а уж там-то…