Вот эта дверь! Рванула ее – и замерла на пороге.
Палата на двоих. У окна под капельницей лежит какой-то седобородый человек. Ближе к двери – тоже под капельницей – Ростислав, бледный, непохожий на себя, но Александра ни минуты не сомневалась, что видит именно его.
Около постели Ростислава стоял Влад, который в это мгновение достал из кармана маленький шприц и потянулся к обнаженному плечу раненого.
* * *
Он поклялся себе, что этот день будет последним. И не потому, что опасность провала увеличивалась с каждой минутой. Боялся, что просто не хватит сил дольше переносить череду неудач.
И как подумаешь, что, не появись у него в пятницу Александра, он уже был бы дома… Пятница, чертова пятница! Зачем он задержался? Почему не уехал сразу после того, как покончил с Сычом?
Ах да, он ведь хотел сначала получить от старика подтверждение, что у Севки все хорошо, что не придется опять испытать весь этот кошмар. Кошмар, конечно, от себя не стоит скрывать, насколько тяжело ему приходилось. Особенно в последний раз… Тогда, четыре месяца назад, все прошло гораздо легче и проще. Сейчас ему казалось, что организовать почти невероятное сцепление случайностей, обеспечить точнейшую временную стыковку всех деталей операции и ее саму в первый раз было и в самом деле гораздо проще. Но когда выяснилось, что с Вадиком Черниковым вышла осечка, потому что автомобиль курьеров уже в Москве, уже на подъезде к Рублевскому шоссе, попал в пробку, не доехав каких-то пары километров до цели… Когда выяснилось, что все надо начинать сначала…
Вдобавок сошел с дистанции его первый фельдшер, Гошка Мирончиков. Это с Сычом он все время чувствовал себя как на острие ножа, а с тем жадюгой все основывалось на вульгарной купле-продаже. К сожалению, и этого фраера сгубила жадность. У него даже не хватило мозгов сообразить, что в основе всякого шантажа – собственная гибель. Ну, предположим, заложит он доктора Рутковского. Но ведь ассистировал ему именно Гоша, получивший за это совсем немалую сумму! И наивно предполагать, что Рутковский не потянет за собой подельника. Но до Гоши это почему-то не доходило. Он начал намекать… Правда, Владислав не допустил, чтобы дело пошло дальше намеков.
Можно сказать, от Мирончикова он отделался легким испугом. С Эльдаром оказалось сложнее. Потрясение, которое произвела на Гелия смерть его друга Вадика, было настолько сильным, что у него опять начались припадки, а ведь казалось, что они остались в Озерном – вместе с воспоминаниями о Петьке Ховрине, отрубленной голове Супера и застреленном Деме. Нет, конечно, Гелий ничего не подозревал, он даже помыслить не мог, что его брат знает о странной смерти Вадика больше, чем говорит, однако сама эта смерть была слишком ужасной и слишком внезапной, чтобы не травмировать и без того ранимого, чувствительного юнца. Владислав, конечно, не показывался Гелию на глаза, тот вообще не подозревал, что его спаситель тоже обосновался в Нижнем, однако от Эльдара Владислав узнавал самомалейшие детали о самочувствии Гелия и ни дня не чувствовал себя спокойным. Здоровье Гелия, его безопасность – это была та цепь, на которой он крепко держал Эльдара, но случись что-то с Гелием, и – Владислав это прекрасно понимал! – его брат мгновенно сорвется с крючка. Самым разумным было бы сразу отправить старшего Мельникова туда же, куда он отправил Гошку Мирончикова, но без Эльдара он пока не мог обойтись. Ведь предстояло еще раз пройти тем же самым страшным путем – путем риска и смерти… ради жизни Севки!