Да убьют его, конечно. Мертвого грабить сподручнее!
Предчувствие близко подступившей смерти вдруг отрезвило Алекса, подобно тому как пропойцу отрезвляет ведро ледяной воды, опрокинутое на голову. Но не страх овладел всем его существом – изумление перед несправедливостью и нелепостью свершившегося.
Господи, да как же это так?! Спастись от записного убийцы Никодима Сажина и его кровавого пособника Савушки, избавиться от поганой Маврухи, чтобы пасть жертвой шайки уличных грабителей? И снова проскользнула та же мысль, что посещала уже Алекса совсем недавно: было ли это нападение написано на роду сеньору Хорхе Сан-Педро Монтойя, то есть пожинает ли Алекс плоды, уготованные его предшественнику, или он сам уже успел переписать страницу в книге судеб? Если так, это означает: убийцам нужна жизнь именно его, Алекса Валевского, в прежние, незапамятные времена родившегося в деревушке под Смоленском и от роду звавшегося Алексеем Леонтьевым?
Он вдруг вспомнил историю, слышанную еще в самом раннем детстве, но прочно запавшую в память. Это была история о ратнике, который украл у товарища его смертную рубаху, кою тот собирался надеть перед тяжким сражением, – украл потому, что у самого не было чистой сорочицы, а в грязной представать пред Богом как-то неловко. Украл, да… Сотоварищ, которому пришлось сражаться голым по пояс, остался жив. А вор получил в грудь стрелу. И никто не расскажет, никто не узнает, принял ли он свою погибель – или чужую, назначенную непременно носителю этой смертной рубахи?
– Как быть, сударь, чего ж молчите? – снова услышал он говорок московита.
Опять это словечко! Избивавший Алекса человек спрашивал, что делать дальше, у какого-то «сударя»… Не значит ли сие, что попался Алекс вовсе не грабителям? Не значит ли сие, что какой-то неведомый человек нанял разбойников, чтобы свести счеты именно с ним?
Но за что? Почему? Где пересеклись их пути, какое столь страшное оскорбление умудрился Алекс нанести этому неизвестному, если тот возжаждал его смерти?
Да, наверное, ему все-таки суждена погибель. А как же Даша?!
Серые доверчивые глаза вдруг проплыли перед ним, взглянули с выражением нежности, безоглядного доверия, любви… Наверное, это было последнее, что ему суждено увидеть перед тем, как взор затянет смертная пелена. И, покрепче зажмурясь, чтобы удержать милое сердцу видение, Алекс выдохнул вместе с кровавой пеной:
– Дашенька…
Он не услышал собственного шепота – его заглушил голос, раздавшийся рядом и звучавший решительно:
– Оставьте его. Не троньте. Хватит!
– Сударь, так ведь осталось – всего ничего! – огорчился «Вергилий». – Еще пинок-другой – и дух вон из этой падали. К вашему удовольствию.