— Не скрою, нам нужен специалист, профессионал, который мог бы обеспечить нормальное развитие операции, и вместе с тем мы должны иметь гарантию нашей безопасности. Чтобы подобная операция никогда и нигде не могла быть разглашена. Ваша болезнь — лучшая гарантия нашей безопасности. Даже если вам удастся уйти от наших людей, вы не… одним словом, вы не дождетесь суда.
Уже во время следствия, которое могут провести по вашим свидетельствам, ваше здоровье не позволит вам участвовать в процессе. Мы говорили с вашим лечащим врачом. У вас нет шансов, — безжалостно закончил полковник.
Я сидел и слушал, будто речь шла о постороннем человеке. А что еще можно делать в такой ситуации? Только сидеть и слушать.
— Мы хотим с вами работать, — продолжал Кочиевский. — Вы уже знаете, что я бывший полковник военной разведки и умею просчитывать некоторые варианты.
Если вы согласитесь на операцию, которую мы вам предложим, ваша семья получит деньги. Большие деньги. И за каждый день операции, которую вы будете проводить, ваша семья будет получать дополнительные суммы. Все зависит от того, насколько долго вы продержитесь и как далеко сможете продвинуться.
— Сколько денег я получу? — это единственное, что меня интересовало.
— Если согласитесь с нами сотрудничать, то сразу пятьдесят тысяч долларов, — сказал он, глядя мне в глаза. Я дрогнул. Мне показалось, что я ослышался. Такая сумма — пятьдесят тысяч долларов!
— За каждый день операции будете получать еще по тысяче долларов, — продолжал он как змей-искуситель, наблюдая за моей реакцией. — Если все пройдет нормально и операция будет завершена так, как мы планируем, то вы получите еще пятьдесят тысяч по завершении, — добил он меня окончательно.
Пятьдесят тысяч долларов сразу! Да за такие деньги я сделаю для него все, что он прикажет. Я отдам свою кровь до последней капли, разрешу разрезать меня на куски, использовать как донора, как живой материал для опытов. Он, видимо, почувствовал мое состояние — на его лице появилась удовлетворенная улыбка. Он понял, что я принимаю все его условия.
— А теперь я расскажу вам о ходе операции, — сказал Кочиевский как о деле решенном.
И действительно, я сдался ему с потрохами, готовый выполнить все. Все, даже не задумываясь о своих принципах. Правильно говорят, что у голодных нет принципов.
Я все время думаю об этом. Вот уже сколько дней. Почему я так легко сдался? Мог ли я отказаться от денег и остаться честным и порядочным человеком?
Но тогда бы я, кичась своей неподкупностью, обрек на нищету собственную мать и дочь. Порядочно ли оставаться честным за счет своих близких, которым некому помочь в этой жизни? И не является ли грех гордыни самым тяжким из грехов?