Дронго рассмеялся — спокойно, беззлобно, затем поднялся со своего места, нависая над режиссером.
— У меня рост метр восемьдесят семь, — сказал он с вызовом, — и я вешу почти сто килограммов. Зубы у меня свои, не вставные. И у меня всегда хватало ума и возможностей выбирать понравившуюся мне женщину. Посмотрите на меня, Погорельский, неужели вы всерьез полагаете, что я способен комплексовать из-за отказа женщины? Неужели вы считаете, что я могу убить женщину только из-за того, что она мне отказала? Это первое. А второе — я никогда в жизни не обижал женщин. И до сих пор не обидел и не обманул ни одну женщину. Вы меня понимаете, Погорельский? Никогда и никого.
— Почему вы сразу обиделись? — миролюбиво спросил режиссер. — Вы ведь сами следователь, должны понимать, что я выдвигаю возможную версию.
— Я никогда не работал следователем, а был всего лишь экспертом. Ваша версия может иметь право на жизнь только в том случае, если она подкреплена фактами. А фактов у вас нет…
— Не нужно спорить, — спокойно предложил Усманов. — Мы собрались вместе, чтобы выслушать все предложения.
— Нужно все проверить, — рассудительно сказал Мамука.
— Но не обвиняя друг друга, — вставил Алтынбай. Дронго заметил удивленный взгляд Вейдеманиса во время своей тирады, но Эдгар благоразумно молчал, понимая, что в подобных случаях это самое лучшее. Однако реакция Дронго его удивила.
— Олег, посмотри еще раз наверху, вскипел уже чайник или нет? — попросил Усманов.
— Лучше я посмотрю, — поднялся Буянов, — заодно проверю, как там наши женщины.
Он пошел к лестнице. Все остальные молчали.
— И все-таки кто-то к ним входил, — сказал Мамука. — Мы вчетвером сидели за картами внизу, вы, Рахман-ака, играли в нарды с Олегом. Значит, шестерых можно исключить. Остаются только три человека. Наш Отари, Алтынбай и господин Дронго.
— Я спал в своей комнате и ничего не слышал, — сообщил Нуралиев. — Если бы услышал шаги или голоса, я бы сразу вышел из комнаты.
— Как это вы так быстро заснули? — полюбопытствовал Мамука. — Вы ведь поднялись минут за пятнадцать — двадцать до убийства…
— У меня контузия с войны, — мрачно пояснил Алтынбай, — и поэтому я засыпаю сразу, как только ложусь. Все время сильно болит голова. Вы же видите шрам на моем черепе.
— Я не хотел вас обидеть, — ответил Мамука, — просто спросил.
— Вы тоже поднимались наверх, — вдруг напомнил Олег Шарай самому Мамуке.
— Верно, — согласился Мамука, — но я поднимался, чтобы дать виски нашему раненому повару. Подождите… — вдруг сказал он. — А если убийца — наш повар? Иногда так бывает. Все думают, что он подвернул ногу и у него есть абсолютное алиби, так, кажется, это называется? А он, пользуясь тем, что мы на него и не подумаем, выжидает и, когда видит, что актриса осталась одна, входит к ней в комнату и делает свое дело. Может, он сумел подняться и задушил несчастную женщину даже в своей комнате, а потом перенес ее в другую…