— Вы прилетели меня убеждать?
— Вы умный человек и все поймете. Моя задача просто сформировать узловые моменты вашего поведения и ваших ответов соответственно. Перед тем как я начну говорить, скажите честно, у вас есть оружие?
— Разумеется, нет. Чтобы меня арестовали в Америке за незаконное ношение оружия? У меня же нет разрешения.
— Вы знаете, что мы специально подставили Марию Грот?
— Догадался.
— Вы поняли, что ее труп был включен в игру?
— Да, но вы могли бы мне об этом не говорить.
— Вы понимаете, что в девяносто первом в Австрии вас специально подставил КГБ?
— Понимаю.
— Тогда погибла ваша любимая женщина. Вы это понимаете?
Он подавил в себе желание взять за горло этого болтливого связного. Затем вдруг засмеялся.
— Я, кажется, догадался. Вы — главный психолог управления. Именно поэтому вы приехали лично за мной тогда. И поэтому сегодня вы здесь. Вы специально настраиваете меня на поездку в Англию. Но это смешно. Я же вас понимаю. И знаю все ваши приемы.
— Не все, — улыбнулся Тадеуш.
— Все, все. Не надо меня настраивать против КГБ. Я и так вами не совсем доволен. Давайте поговорим о чем-нибудь другом.
— Вы знаете, кто убил Любарского?
— Давайте поговорим о чем-нибудь более интересном, — настаивал Дронго.
— Ваша Лона.
Дронго остановился. Открыл рот, закрыл, снова открыл.
— Она ваш агент?
— Не наш. Лона была завербована чешской разведкой пять лет назад. У нее сестра замужем за словаком, живущим в Братиславе. Через чехов мы вышли на Лону. Когда в Чехословакии произошла «бархатная революция», нам удалось изъять документы с ее агентурным прошлым.
— Вы мне говорите правду?
— А чего бы вы сами хотели?
— Только одного. Никогда больше вас не видеть.
— Не получится. Вы мне нужны еще часа на два, не меньше.
— Насчет Лоны вы сказали правду?
— Конечно, пошутил, — засмеялся Тадеуш. — А вы говорите, что знаете все наши приемы.
— Вы действительно психолог?
— Я аналитик, занимающийся проблемами психологии, — уклонился от ответа Тадеуш. — Давайте перейдем на Парк-авеню.
— Мне все равно.
Двух часов не получилось. Они были вместе почти пять часов, и к вечеру Дронго чувствовал себя совершенно разбитым. Нужно отдать должное Тадеушу — дело свое он знал хорошо. К вечеру Дронго ненавидел весь мир и больше всего самого себя.