Так, а если я упрусь, кого Джарвинов сумеет собрать? Очень большой операции не будет, он постарается провернуть все по-тихому. Паниковать станет лишь потом, когда поймет, что его шпана со мной не справляется. Но если я окажусь молодцом, то… Может, для него будет уже поздно?
Кажется, я принял решение, от которого у меня даже руки вспотели. Чтобы не признаваться в такой слабости, я вытащил свой телевизор. Это была отчетливая тюремная привычка, прятать мысли от возможного телепатического контроля, посматривая на экран. От тюремных привычек придется когда-нибудь отказываться, но не сейчас.
Телик принимал городской информационный канал. Я пощелкал немного. Наконец выяснилось, что в Москве мой аппарат демонстрирует три пустых канала, кажется, контуры просто не совпадают по частоте, ведь он изготовлен в Азии, за тридевять земель, а в себя он, помимо общегородского, впускает три коммерческих канала, два обучающих, два с мультфильмами и один эротический.
Посмотрев на довольно неприятный со стороны способ совокупления, который рекламировался как последнее изобретение московского полусвета, я телевизор выключил. Тон мышления сменился, прятаться уже не от кого, я даже знал, что буду делать. К тому же и эротика показалась в этом темном, мрачном наземном уровне скорее вариантом пытки, а не наслаждения, и уж тем более не способом продолжения человеческого рода. Так и хотелось показать язык в сторону Кремля и подумать – дудки, господа директора, население уменьшается, никакие подначки не заставят русских плодиться.
Хотя, едва все улеглось, я подумал, что за себя сейчас не поручился бы, все-таки почти год провел в заключениях. Но было, как всегда, не до того. Я снял панельку видофона с передней стеночки, разделяющей меня с таксером, устроился перед камерой, чтобы никого не пугать, и набрал номер.
Джин проснулся довольно легко, после пятнадцатого примерно гудка. Я думал, он будет в худшей форме. Потом я посмотрел, как он ковыляет к аппарату. Я видел его, хотя он еще не дотащился и не включил ответный сигнал, потому что в мой аппарат была вмонтирована такая дрянь, как техника упреждения. Когда-то ее поставила моя родная Контора и даже не проинформировала меня об этом. Конечно, со временем я ее нашел и перевел частоту с закодированных на открытые каналы, так что теперь из любого таксофона можно было видеть меня в неглиже, но другой формы протеста не придумал. Снимать ее без разрешения начальства запрещалось. В то время я был послушным мальчиком и верил в сотрудничество.
– Эй, Валер, ты что-то плохо освещен, – отозвался Джин наконец, справившись с моим довольно навороченным домашним аппаратом.