Сергей Павлович был светловолос, с короткой прической, глаза у него были серые, спокойные, а руки – такие большие, что это даже издалека было заметно. Он выглядел гораздо старше Елены Васильевны.
«А Митя все-таки на папу похож! – тут же подумала Лера. – И руки тоже большие, и вообще…»
Она вдруг поняла, откуда у Мити эта твердость, такая заметная с первого же взгляда. Сергей Павлович стоял в огромном зале, в толпе людей, как капитан на мостике. И в нем была та самая спокойная решимость, которая всегда чувствовалась в его сыне…
Но не успела Лера вглядеться в него повнимательнее – он повернулся и вышел, и больше она его не видела.
Во всем этом была какая-то загадка отношений между тремя людьми, особенно ощутимая сейчас, после триумфального концерта.
Как же Лера могла сказать, что ей не нравится Митино дирижирование!
Но гитара нравилась ей больше всего, как ни стеснялась она в этом признаваться. Хотя – чего же стесняться: ведь она не была музыкантшей, и слух у нее был самый посредственный, и, наверное, в музыке она чувствовала только то, что поддается неискушенному впечатлению.
Вскоре выяснилось, что Митя знает множество песен, каждую из которых Лера могла слушать по сто раз.
– Откуда ты их знаешь? – удивлялась она.
– Да слышал где-то! – усмехался Митя. – Слышал случайно – может быть, на улице – и запомнил. Не специально же я их учу.
Но, например, песни про снежиночку Лера что-то никогда и ни от кого больше не слышала – ни в одном походе, куда она часто ходила теперь со школьным турклубом, ни в одной компании, куда ее тоже охотно приглашали. Может, Митя сам ее выдумал?
Из-за этих песенок Митя чаще стал появляться во дворе. Уже не мимоходом, а специально выходил вечерами: сидел на спинке скамейки посреди бульвара, играл и пел – и целая толпа слушала его и подпевала.
Лера всегда была среди них и даже гордилась, что вот – все собрались слушать Митю, и готовы слушать хоть до утра, а она знает его лучше всех, и первая слышала эти песни…
Она радовалась, что Митя словно соединяется с тем, чем был для нее их чудесный двор. Сама она вроде бы не была дворовой девчонкой, но, живя здесь, невозможно было не усвоить то, чему учил двор, – и хорошее, и плохое.
Правда, Лера и не умела это разделять. Конечно, нехорошо было, что многие пробовали дешевое крепкое вино уже лет в десять. Но, с другой стороны, что-то не слышно было, чтобы кто-нибудь стал из-за этого алкоголиком. Разными они становились, но не из-за вина, попробованного во дворе.
И драки здесь бывали жестокие, и вид финки ни у кого не вызывал душевного трепета – ну и что? Так оно было в жизни – и почему перед жизнью нужно было трепетать?