И тут тишина и ласка кончились, и страсть, ненадолго притихшая в нем, поднялась снова.
Тим прижал Алису к себе, и она почувствовала, как напряглись его руки. Ей так нравилось это простое движение, что сердце замирало! Когда весь он, со всей нервностью своего сложения, вдруг становился самою силой, вот этой простой телесной силой, которая притягивала и пронизывала Алису с горячей неодолимостью. Когда она целовала все его тело в эти мгновения, то чувствовала эту силу губами.
Еще она чувствовала, что ему не просто хорошо в эти мгновения – с ним происходит то, что называется «невыносимо хорошо». Потому что даже краткое, не дольше поцелуя, отдаление полного с нею слияния вот именно невыносимо для него, томительно, мучительно и сладостно. Все это были слова из стихов, они были забыты с детства, и вдруг оказалось, что эти старые, даже старомодные слова – самые точные, что именно они говорят о главном в жизни напрямую и при этом без того, что Тим назвал пошлостью.
Эти слова щекотали и дразнили Алису изнутри, и ей хотелось, чтобы они коснулись и Тима, но как-то иначе, чем могут коснуться произнесенные вслух слова – более сильно, страстно.
Она скользнула вдоль его руки вниз, к ногам. Мышцы мощно сплетались по всему его телу, проступали под кожей своими сильными сплетениями. Наверное, Алиса попадала поцелуями в какие-то их главные, соединяющие точки: каждое прикосновение ее губ отдавалось в каждом сплетении его мышц как удар тока.
– Хорошо как… – стоном выдохнул он. – Не уходи!..
Она и не думала уходить в эти краткие, звенящие от страсти минуты. Но, может, выдохнутые им слова относились не к этим минутам только, а к чему-то большему – ко всей их жизни, которая вдруг стала общей, ко всему, что окружало их жизнь, подступало из тьмы, грозило разлукой… Этого Алиса не знала.
Да и не могла она сейчас ничего знать. То, что происходило с нею, когда Тим всем телом приподнялся навстречу ее скользящим все ниже губам, не укладывалось в понятие «знания». Это было больше, чем знание, больше, чем страсть, больше даже, чем жизнь и смерть.
И что же это было?
Он вскрикнул, забился под ее губами, судорога прошла по всему его телу так, что он больно сжал коленями ее плечи, – и сразу же она почувствовала, что происходящее с ним охватывает ее тоже, что всю ее тоже взрывает изнутри эта мучительная сладость, эта называемая прямыми словами, эта неназываемая, эта единственная, главная, главная!..
– Что же это с нами? – шепнула Алиса, когда губы ее наконец снова смогли двигаться.
Она лежала поперек кровати, головой на животе у Тима, и ей казалось, что в разных уголках ее тела спрятаны колокольчики. Ей потому так казалось, что общий звон, минуту назад пронизывавший ее всю, уже утих, но вот эти отдельные догоняющие звоночки все еще звучали.