– Почему вы так думаете? – удивилась Алиса.
– Потому что в вас много жизни. Потому что жизнь в вас так же гибка, пластична, как каждое ваше движение. Может ли такая девушка интересоваться отвлеченностями? Не может.
– А меня интересуют отвлеченности, – пожала плечами Алиса. – Вернее… как это назвать… эмоциональности!
Хотя этот разговор затеяла не она, но он неожиданно коснулся того, о чем Алиса размышляла все время, которое жила в Москве без причины и без работы.
Москва была пронизана чувствами. Понимать это было странно, потому что этого нельзя было объяснить, но Алиса понимала это более отчетливо, чем таблицу умножения. Таблица умножения была ей безразлична, а токи чувств, эмоций, которые пронизывали Москву, не только не вызывали у нее безразличия – она впитывала их в себя, пила как живую воду.
Впрочем, не так уж они были неопределяемы, эти волшебные токи, иногда они имели вполне отчетливое внешнее выражение. Алиса заметила, например, что мимика русских гораздо выразительнее мимики американцев. Конечно, здесь было несравнимо меньше радостных улыбок, и из-за этого люди выглядели гораздо мрачнее, но все другие эмоции, кроме ежесекундного довольства жизнью, выражались на русских лицах гораздо ярче, чем на американских. Алисе казалось, что реагировать на жизнь таким выражением лиц, каким реагируют русские, в Америке считалось бы почти настолько же неприличным, как прилюдно раздеться.
И еще она догадалась, что так же, наверное, выглядит и ее собственное лицо; именно поэтому в России в ней не сразу опознавали иностранку. И именно это имел в виду Майкл, когда, расставаясь с нею два года назад, сказал, что она утомляет его избытком эмоций. Тогда Алиса не поняла, что это значит, ведь она не устраивала ему истерик, не рыдала, не совершала непредсказуемых поступков… Оказывается, он просто пытался как-то назвать вот этот эмоциональный избыток, который всегда проступал на ее лице и которого здесь никто даже не замечал, потому что он был свойствен всем здешним лицам.
– Вы вообще необычная девушка, – сказал Полиевкт. – Один цвет глаз и волос чего стоит!
Цвет в самом деле был необычный, это Алиса и сама знала. Глаза и волосы у нее были слишком, просто до пронзительности светлые. «Нереально светлые», – говорила про них Маринка. Реально или нереально, но внимание ее внешность привлекала всегда, Алиса с детства к этому привыкла и пропускала комплименты мимо ушей.
Но сейчас она все же обратила внимание на то, с каким выражением сказал о ее внешности Полиевкт. Что-то жадное проступило вдруг в его лице, какой-то отсвет вожделения… Поскольку он не испытывал к ней никакого физического влечения, это Алиса чувствовала наверняка, природа его вожделения была ей совершенно непонятна.