– Маш, так я не поняла, твоя кузина придет или нет?
– Она сказала, придет, если будет время.
– Держись, Икки! Адочка задумала какую-то сногсшибательную форму! – усмехнулась Пульхерия.
– Машка, закажи себе что-нибудь! – настаивала Икки.
– Мадмуазель, рекомендую пельмени! Очень вкусненькие тут у них пельмешки! Очень, очень! – прихрюкивая, прицвыркивая, причавкивая, посоветовал мне Иккин кавалер, но я заказала себе фруктовый салат и мартини.
– Да! Сержик уже третью тарелку уминает! – восторженно сообщила Икки.
– Сколько ж вы тут сидите, если он третью тарелку уминает? – удивилась я.
– Двадцать минут. Сержик любит поесть!
– Да, мадмуазель, и причем ем я, как работаю, очень быстро, – добавил Сержик и хотел было вылизать тарелку, но, оглядевшись по сторонам, поставил ее на стол. Лицо Алика озарила едва уловимая улыбка.
– Смотрите, Ада с каким-то мужиком идет! – воскликнула Пулька, и мы все как по команде посмотрели на дверь.
Поразительно! Первый раз вижу кузину не в одежде собственного изготовления, а в фирменных джинсах и очень дорогой коротенькой дубленке. За ней степенно вышагивал мужчина лет сорока пяти, с очень солидной, значительной, я бы даже сказала, внешностью.
– Здравствуйте! Я все-таки нашла время и пришла, – важно сказала Адочка, что на нее было совсем не похоже – она никогда не разговаривала так важно, но мгновенно вся та заносчивость, которую она копила и несла в себе по дороге в «Обжорку», слетела в одну секунду, она вцепилась в мою шею своими сильными, длинными, как щупальца паука-кругопряда, пальцами и по обыкновению, в знак несказанной радости, принялась душить меня, приговаривая: – Ах! Сестрица! Сестрица! Моя милая сестрица! Как мы с тобой давно не виделись! Если б ты знала, как я по тебе соскучилась!
– Я тоже очень рада тебя видеть! – задыхаясь, прохрипела я.
– Знакомьтесь – это Мстислав Ярославович Коротковский, недвижимостью торгует, – с нескрываемой гордостью проговорила она, оставив наконец мою шею в покое. – Никому не нужен милый загородный домик с видом на озеро и лес? На лес и озеро? Или квартира в Москве?
– Ты, Адусик, не все сказала, – заметил Мстислав Ярославович и хитро прищурился. Вообще, он был довольно мил, хотя его нельзя было назвать красавцем, но было в нем что-то притягивающее. Глаза! Точно! Они жили, а не были мертвыми очами человека, которому ничего уж больше не интересно в этой жизни, который всем пресытился. Напротив, они искрились, блестели, смеялись – они были настоящим зеркалом его души. «Он, наверное, никогда не врет, – подумала я, – его глаза тут же выдадут!»