Он, яко голодный волк, которому не встречалась добыча целую неделю, налетел на меня, будто на косулю или ягненка, пытаясь растерзать. Только вместо страшных укусов были страстные поцелуи, а вместо того, чтобы, подобно хищному зверю, задрать косулю, он пытался впечатать меня в стенку.
– Ты с ума сошел! – сопротивлялась я. И в этот момент он еще раз взглянул на меня с большой серьезностью и поцеловал.
Поцелуй это был таким долгим, знакомым, но почти забытым – я слишком давно не целовалась с ним! Я снова, как тогда, полтора года назад (когда «лучший человек нашего времени», буквально вдавив меня в дверцу своего автомобиля, поцеловал), будто вкусила приторного, ароматного меда, отчего вся онемела и чуть было окончательно не потеряла рассудок. «Что там Анжелка говорила?.. Если на вас напал насильник, не отбивайтесь, а расслабьтесь и получайте удовольствие», – находясь будто в тумане, подумала я и поплыла по течению под названием Алексей Кронский.
Он не казался мне уже чужим – напротив, близость достигла того предела, что не разобрать теперь, где он и где я... Наши души, тонкие (как говорит Алексей) натуры, которые вряд ли кто-нибудь сможет понять, поднялись куда-то очень высоко – то ли над хребтом Цаган-Дабаном, то ли над Цаган-Хуртеем, соединились в единую огромную и неделимую субстанцию, которая плавно полетела в одну из обширных котловин – может, Муйско-Куандинскую, может, Тункинскую, а может, и в Окинскую.
И вдруг наше сакраментальное, метафизическое парение было прервано самым что ни на есть бестактным, грубым, я бы даже сказала, наглым образом. Поначалу я вообще ничего не поняла, потому что не могла сразу перенестись из небесных сфер на бренную землю, услышала лишь только, как кто-то далеко-далеко стучит: «Тук-тук! Тук-тук! Тук-тук! » Но когда до моего слуха донеслось настойчивое: «Трам-парарам!», я окончательно приземлилась и увидела в окне перепачканную краской смуглую физиономию незнакомого мужчины с перебитым носом, который стоял, вернее, висел у моего окна, открыв от изумления рот. Однако барабанил в окно не он, а стоящий рядом с ним человечек в клетчатом пальто с цигейковым воротником, какие годах в 80-х любили носить африканцы, учившиеся в Москве...
Помимо того, что человечек этот готов был разбить окно, он вдобавок странным образом открывал рот: губы его перекашивались то в одну сторону, то в другую; он явно что-то доказывал, смачно оплевывая стекло. «Откуда они здесь? – удивилась я про себя. – Не иначе как на облаке спустились», но тут же вспомнила, что дом, в котором я живу, то ли жилконтора, то ли ДЭЗ (впрочем, это не суть важно) решили перекрасить из бледно-желтого в ядрено-розовый цвет.