– Ой, бабушка, это, наверное, друг мой меня ищет. Мы договорились у Алины встретиться, но ее-то нет, – обрадовалась Сашенька и бросилась к входу, но…
– Откройте! – послышалось из-за двери, и Сашенька остолбенела и растерянно посмотрела на бабку Клаву.
Бабка Клава пришла в себя первой, проворно вскочила со стула, сдернула с кровати покрывало, набросила его на тело Крюгера, кинула на него еще пару подушек, тихо дала Сашеньке указание, чтобы та опять залезла под кровать и, ворча себе под нос ругательства, поковыляла в сени. Скрипнула входная дверь, и до Сашенькиного уха долетел ласковый голос бабки Клавы.
– Зачем пожаловал, мил-человек? – спросила она, затем что-то хлопнуло, что-то рухнуло в снег – и все стихло.
– Бабушка, – прошептала Сашенька и прижала ладошку ко рту, чтобы не закричать, из глаз ее потекли слезы, тело задрожало, как в лихорадке…
– Сашка, вылазь из-под кровати и иди подсоби, – раздался скрипучий голос из сеней.
Саша выползла из своего убежища, бросилась на зов и, растеряв по дороге тапки, босая вылетела на улицу. Бабка Клава стояла на нижней ступеньке и элегантно размахивала своей чугунной сковородкой. На снегу, раскинув руки в разные стороны, лежал какой-то мужчина и не подавал признаков жизни.
Они втащили незнакомца в дом, и тут у Сашеньки сдали нервы. Несмотря на уговоры бабки Клавы дождаться утра, девушка выпросила у старухи адрес Алины и ее матери и отправилась на станцию. Ехать предстояло далеко, электричка в нужном направлении должна была проследовать только рано утром, но Сашенька не собиралась ждать: денег у нее было достаточно, чтобы взять такси или попутку. Она миновала деревню, перешла железнодорожные пути, вышла на площадь, растерянно огляделась и, к своему ужасу, поняла, как была не права. Вокзальная площадь была пустынна: ни одной машины, ни одного человека – только она, ее тень на льду замерзшей лужицы, грязновато-желтый отблеск фонарей на снегу – и тишина… От этой тишины заложило уши, стало нечем дышать, она громко закашлялась и вздрогнула, испугавшись собственного кашля. Больно царапнуло легкие, заболела голова, по телу пробежала волна озноба, навалилась слабость, во рту пересохло. Пошатываясь, она добрела до облезлого домика билетной кассы с решетчатыми окошками и постучалась в украшенное морозными узорами стекло. Ей никто не ответил, вероятно, кассирша, воспользовавшись долгим перерывом в расписании между электричками, уехала домой спать. Сашеньке тоже захотелось спать, сон наваливался на нее, накатывал тяжелыми волнами, и у девушки стали слипаться глаза. Но она знала, что спать на морозе нельзя – можно уснуть и не проснуться. Мороз щекотал щеки и ноздри, она окоченела и, чтобы хоть как-то согреться и дотянуть до утра, растерла себе снегом лицо и руки. Снег, как раскаленный уголь, обжег нежную кожу, на минуту ей стало жарко и душно, она даже распахнула полушубок, но вновь стало зябко и очень больно в груди. Мысли как-то странно перемешались в голове, запутались, боль в груди и голове нарастала, спать хотелось все сильнее.