Псевдонаучная цитата была заверена проректором санкт-петербургского университета мадам Ворожейкиной, по которой давно плакала камера следственного изолятора и которую спасали от близкого знакомства с тамошними лесбиянками лишь тесные связи с высокопоставленными ворюгами из Москвы. Людмила Ворожейкина держала нос по ветру, вовремя разгромила «окопавшихся» на историческом факультете «коммуно-фашистов» во главе с патриотично настроенным деканом, надела профессорскую мантию на посетившего альма-матер новоизбранного Президента, подписала десяток подметных писем «демократической общественности» с требованием закрыть все критикующие власть газеты и телепрограммы, превратила комплекс студенческих общежитии в высокодоходный публичный дом и не забывала засылать долю малую своим покровителям в Кремль. За эти «высоконравственные» поступки проректора СПбГУ всячески холили и лелеяли, награждали чуть ли не к каждому празднику и не позволяли немногим оставшимся в органах честным операм прижать корыстолюбивую ректоршу.
Колбаскин с трудом продрался сквозь нагромождение косноязычных фраз, коими Ворожейкина выразила свое отношение к диссертации Комиссарчика, и перешел к описательной части.
Дойдя до десятой страницы доклада, непривычный к чрезмерному умственному напряжению начальник ГУВД сильно утомился. Так что приход помощника позволил ему отложить пачку листов и приступить к более интересным занятиям – руководству личным составом и отдаче многочисленных, противоречащих здравому смыслу приказов.
– Уголовные дела привезли! – бодро отрапортовал вошедший.
– Ага! – обрадовался Колбаскин. – Быстро вы справились!
– Стараемся, товарищ генерал!
– Хорошо. Вызовите мне этого… – начальник ГУВД щелкнул пальцами. – Который к автобусу ходил… Будем разрабатывать план передачи дел.
– Есть, товарищ генерал!
* * *
На пересечении Невского проспекта и Садовой улицы к «кадиллаку» Тулипа пристроились «линкольн» наконец объявившегося Ортопеда и машины Глюка, Мизинчика и Горыныча.
– Останови здесь, – попросил Рыбаков, выслушав по коммутатору краткий рассказ Грызлова и поведав тому основные моменты исповеди Лизунца. – Я к Мишке пересяду…
Невозмутимый Александров притер джип к тротуару в трех метрах от высокого бородача в цигейковом полушубке, держащего в озябших руках самодельный плакат с надписью «Демократ Дедушкин – против!». Какие именно либеральные ценности отстаивал одинокий молчаливый демонстрант и кем был таинственный «демократ Дедушкин», не уточнялось.
– Нет, ты представляешь! – Ортопед бросился навстречу Денису и продемонстрировал ладони, поперек которых шли красные, натертые сотнями вы-давленных тюбиков вазелина полосы. – Пять тонн! И все – без толку!