– Вы сами себя опровергли. Получается, что вы верите в те сказки, которыми кишит пустыня. Просто, по вашим же словам, мы не обладаем должными знаниями, чтобы увидеть в этих сказках истину и… – Ягер покрутил в воздухе пальцами, – и вскипятить на огне воду.
– Да, но среди сказок еще нужно выделить ложь, которая неизменно будет там присутствовать.
– Совсем не обязательно. В примере с тем же танком… Тогдашние бедуины могли бы слышать от кого-то, что этот неведомый артефакт-танк способен метать на невероятное расстояние огонь и смерть. Но привести в действие механизм они бы не смогли. Таким образом, таинственное свойство артефакта-танка оказалось бы недоказуемым и со временем было бы признано враньем. Мы опять упираемся в вашу теорию о том, что обществу нужны знания для использования той или иной системы. А значит, неправды в сказках нет!
Фрисснер задумался.
– Получается, – через некоторое время сказал он, – что с большой долей вероятности можно допустить существование всего. Только следует учитывать, что у человечества часто нет достаточно знания, чтобы убедительно доказать это?
– Ну, в общем так.
– То есть легенды не лгут. И если у тебя не получается то или иное, описанное ранее, действие, то виноват в этом только ты. Это весьма опасные речи, Людвиг.
– Не сказал бы. Это частный случай ницшеанской философии.
– Вы изучали Ницше? – спросил Фрисснер.
– Так же как и вы.
Фрисснер кивнул и выудил из вещмешка флягу.
– Глотните. Коньяк.
Ягер благодарно что-то промычал и, запрокинув, флягу, сделал глоток.
– Неплохо, – сказал он, возвращая фляжку, – Хотя я далек от этого эстетства… Конечно, я могу отличить хороший ром от плохого и водку от шнапса, но…
– Понятно. – Фрисснер тоже глотнул обжигающей жидкости. Поболтал фляжку, пытаясь по звуку определить, сколько в ней осталось.
– Как вы считаете, мы надолго застряли? – спросил Ягер, оглядывая темные силуэты грузовиков.
– Не знаю. Завтра Богер и Вайсмюллер разберутся.
– Ваш Богер – хороший механик?
– И Каунитц тоже. – Фрисснер усмехнулся. – Кроме меня все довольно хорошо понимают в машинах. Однако боюсь, что мы тут зависнем еще на день…
– Плохо, – с отвращением сказал Ягер и кинул очередную ветку в огонь. – Слишком много плохого для начала экспедиции. И эти чертовы оазисы, и эта буря, которая ведет себя, как взбалмошная баба… Что вы по этому поводу думаете?
Фрисснер покачал головой.
– Знаете, Людвиг, вы можете считать меня трусом, но я стараюсь не думать об этом. Как бы там ни было, я больше материалист, это было привито мне моим отцом. Но когда… Я не люблю испытаний веры. Испытания веры – это привилегия христиан, вот пусть они этим и занимаются. А я не христианин и вы, как я понимаю, тоже.