– Здорово, покойничек, – с неудовольствием сказал Сабинин. – Ты-то, справный мужик, как связался с этим балаганом?
– Вы, главно, не обижайтесь, пане, – серьезно ответил Грицько. – Ремесло наше такое, що испытать человека ой как треба… Мы, слава Езусу сладчайшему, под шибеницей пока что не ходим, да под Уголовным уложением разгуливать – тоже не цукер… Все ведь, я бачу, обошлося? Ну и слава богу…
– Vox populi – vox dei,[8] не правда ли? – усмехнулся Кудеяр, когда они отошли подальше.
– Возможно… – сказал Сабинин, краем глаза сторожко наблюдая, не идет ли кто следом, не крадется ли в чащобе.
– Бросьте вы, – усмехнулся перехвативший его взгляд Кудеяр. – С этой стороны никаких неприятных сюрпризов более не последует. Как вы догадались и когда?
– Да почти сразу же, как только вернулась способность логически осмыслять виденное, – усмехнулся Сабинин. – Я офицер, вы не забыли? Очень уж недавно я перестал быть офицером… У ваших ряженых казачков насквозь неправильный прибор.
– Простите?
Сабинин терпеливо, с ноткой превосходства пояснил:
– Понятие «прибор» охватывает собою лампасы, погоны, выпушки, кант, петлицы. Все перечисленное должно быть одного цвета. Меж тем ваши сообщники… ах, простите, товарищи! Ваши товарищи являли собою фантастическую, не существующую в природе смесь. Лампасы Оренбургского казачьего войска – и околыш Донского, притом что канты и вовсе – Уральского… Подобных казаков в природе попросту не могло существовать. И ваш жандарм… Да помилуйте! Сюртук, не спорю, жандармский – но у любого военного, жандарма в том числе, они ведь по кавалерии числятся, сюртук является парадной формою одежды. Па-ра-дной! Хотя мы, армейцы, с господами жандармами не общались и не допускали их в офицерские собрания, но форму их знать были обязаны… Ну, кто отправился бы в лес ловить контрабандистов в парадном сюртуке? Будь то жандарм, офицер пограничной стражи, армеец – в любом случае он надел бы китель или гимнастерку… И фуражка, наконец! На нем самая что ни на есть заурядная фуражка пехотных полков, кант пехотный, а не жандармский… Портупея, наконец. Черная, устаревшего образца. Еще семь лет назад, в девятисотом, черные перевязи были заменены галунными, нововведения не могли не дойти даже до этого захолустья. Вот так-то, милостивый… товарищ!
– Да, это вы ловко… – в некоторой задумчивости отозвался Кудеяр.
– При чем тут ловкость? Есть вещи, которые кадровый офицер обязан знать назубок и помнить постоянно…
– Ловко… – повторил Кудеяр.
– Вы не костюмерную театра ограбили, часом? – не удержался от шпильки Сабинин.