– И что прикажете делать? – спросил Кацуба. – Неприятная ситуация, знаете ли...
– По-моему, ничего и не следует делать, – подумав, сказала она. – Можно позвать Лопеса, он заставит вскрыть ящики... а дальше? Все равно ближайшая гражданская, военная, полицейская и прочая власть – только в Барралоче. До того – лишь мелкие фермы и индейские деревеньки. Завтра утром позвоню в Барралоче, у меня ноутбук снабжен и спутниковым телефоном... и на причале нас уже будут ждать, с ходу возьмут капитана за роскошную бороду... Как вам план?
– По-моему, ничего лучше и не придумать, – согласился Кацуба. – Только, когда пойдем веселиться, не забудьте, что по-испански я ни словечка не понимаю. Наши попутчики по поезду, голову могу прозакладывать, именно так и думают, я перед ними не светился...
– Вы прямо-таки шпион, – беззаботно улыбнулась Ольга, ничуть не подозревая, какие мысли после такой реплики обуревают двух друзей.
– Скажете тоже, – вздохнул Кацуба. – Шпион должен быть высок и обаятелен, с уверенным взглядом, манерами соблазнителя... когда речь идет о женщинах.
– Иными словами, вы рисуете портрет коммодора? – она, развеселившись, кивнула на Мазура.
– А что, он уже пробовал вас соблазнять?
– Ну что вы, коммодор – воплощение благонравия... Пойдемте, господа? Мне и в самом деле нравится идея насчет бала, нужно переодеться. А с загадочным грузом разберемся в Барралоче...
Она первая направилась к трапу. Мазур, спускавшийся замыкающим, зацепился рукавом пиджака за железную решетку, ограждавшую кормовую палубу. Ольга с Кацубой уже скрылись внутри. Чертыхнувшись, он повернулся к чуточку приржавевшей мелкоячеистой сетке – и обнаружил, что решетка здесь ни при чем. Это человек, стоявший к ней вплотную, просунул пальцы в ячейки и цепко ухватил Мазура за кончик рукава.
– Сеньор? – вопросительно произнес Мазур, слегка дернув рукав.
Тот – он был пониже Мазура ростом, гораздо субтильнее и на первый взгляд никакой угрозы не представлял – покладисто выпустил рукав, беспокойно пошевелился и вдруг сказал:
– Es bonito el dia, senor, verdad?[15]
Мазур его понял: эту фразу он слышал частенько и успел к ней привыкнуть.
– Си, бонито, – ответил он, вполне возможно, безбожным образом греша против испанской грамматики.
Человечек обрадованно зашевелился, передвинулся левее, где было посветлей – Мазур определенно опознал в нем коротышку из поезда, уверявшего сержанта, будто видел пресловутую красную ленту. В лихорадочном темпе перетряхнув скудные словарные запасы, Мазур все же родил подходящий к случаю вопрос:
– Есте, куе паса?