Бедняга Макс большую часть времени проводит в темной комнате с зашторенными окнами, где он часами сидит неподвижно, уставясь в стену. Сомневаюсь, что он когда-либо спит, а ест очень мало. Несколько раз я пытался заговорить с ним, и меня охватывал жуткий мандраж при виде его бессмысленной улыбки, которая неизменно возникала, предвосхищая любую другую реакцию. Он в состоянии промямлить лишь самые элементарные фразы типа «Добрый вечер!» или «Пожалуйста, проводите меня в туалет». Туалет он просит показать ему трижды в день. Забывает маршрут. По-моему, его голова представляет собой чисто декоративную деталь. Если вспомнить, что он – это я, лучше сразу же отбросить мысли о свершившейся перетасовке и поберечь извилины. Тем не менее он так и не позволил мне посмотреть, что там у него под повязкой.
Эльвира частенько навещает «сыночка» и подолгу просиживает с ним, поглаживая его по голове. В такие минуты она и сама похожа на слабоумную. Босс предоставил ей объект нереализованной любви. Опыт жестокий и бесперспективный, но пока себя оправдывает. К тому же это освобождает меня от выполнения супружеских обязанностей, что было бы довольно утомительно с учетом плачевного физического состоянии «графини».
Только поведение Зайки внушает некоторые опасения. Неугомонная стерва снова занялась дурацким компьютерным кодированием. Ее новый «ноутбук» еще мощнее прежнего, хотя и не доработан в «Маканде» для охоты за беглым товаром. Я хотел сделать ему маленький «брейк», но босс неожиданно заинтересовался неизученными способами дебилизации мирного населения. С Зайкой они сблизились очень быстро – у нее удивительный нюх на мужские гормоны, вернее, на их отсутствие.
Теперь нас часто можно видеть вместе – в кабинете или в хижине для чайной церемонии, сооруженной в саду хозяином виллы. Правда, чаем здесь и не пахнет. Зато «ноут» почти непрерывно малюет фракталы и выстраивает бесконечные последовательности символов, а специальное воспроизводящее устройство преобразует их в звуковые колебания.
В результате хижина наполняется непередаваемым воем и свистом, который явился причиной исчезновения птиц и насекомых в километровом радиусе. Слава Богу, что я не слышу большей части диапазона! Поскольку эта штуковина работала и ночью, однажды утром ко мне в спальню ввалилась похмельная Верка и предложила пойти взглянуть на берег. На русском это прозвучало бы примерно так:
– Ваше сиятельство, посмотрите, что вы наделали, мать вашу!
Я не поленился встать и продрал глаза. Залив кишел дельфинами, как трюм траулера килькой. Впервые в жизни я видел столько млекопитающих сразу (если не считать скоплений двуногих на рынках и стадионах). Часть из них барахталась в пене прибоя и была близка к совершению массового самоубийства. Казалось, что черные лоснящиеся спины образуют колеблющуюся сушу, площадь которой едва ли не больше, чем поверхность воды. На пляжи высыпала половина Сорренто, какой-то придурок пытался протолкнуться на яхте в открытое море, а на горизонте маячили катера береговой охраны. В общем, Верка была права: шухер поднялся невероятный!