Демоны римских кварталов (Дышев) - страница 74

– Довольно! – взмолился Джакомо и шутливо поднял руки вверх.

Джакомо не ожидал, что русский историк окажется таким крепким орешком. Понимая, что подобных аргументов у него в запасе может оказаться бесконечно много, он метко забросил огрызок яблока в окно и выдал резюме:

– Все правильно. Вы полностью подтверждаете мое первоначальное впечатление о вас. Вы действительно еретик и атеист.

– Я верю в Бога, и в Сына его, и в Святой Дух, – ответил Влад уже тихо и даже устало. – И вбираю в себя Троицу как первоисточник разума, нравственности и красоты на Земле. Но отказываюсь воспринимать тяжеловесную, как танк, разжиревшую, как корпорация олигархов, религиозную надстройку, во многом сотканную из фарисейства и лжи.

ГЛАВА 26

Во время этого недолгого, но горячего диспута Мари и Адриано старались сохранять молчание. Адриано разделял позицию Джакомо и был готов бороться за основы ортодоксального христианства, но не вступил в полемику, чтобы не оставить в одиночестве и тем самым не обидеть гостя. Мари же была уверена, что Влад запросто обойдется и без ее поддержки. Она во многом разделяла его убеждения, но не потому, что изучала историю религий. Скорее в ней говорили ее естество, ее молодая натура с присущей им тягой к независимости суждений и поступков. Она жила в нескольких кварталах от Ватикана, но ни разу Мари не испытала потребности простоять несколько часов в давке у собора Святого Петра, чтобы одним глазком увидеть папу.

Тут в комнату ворвалась Маргаритта, внося с собой сквозняк и запах сладко-приторных духов.

– Ты хоть бы людям кофе предложил! – принялась укорять она мужа. – Твоими яблоками только червяки сыты будут!

– Вы разве хотите кофе? – искренне изумился Джакомо.

Этот вопрос вызвал смех, который немного разрядил обстановку.

– Я же знаю, что вы пришли сюда не за этим, – добавил он.

– Совести у тебя нет! – констатировала Маргаритта, гордо направляясь в сторону кухни.

– Ты прав, мы пришли, чтобы спросить у тебя о Сенеке, – ответил Адриано и положил на поднос с фруктами листочки, написанные Владом в самолете.

– Что это? – заинтересовался Джакомо и нацепил на нос очки, в которых недоставало одного стеклышка. – «Я это девой делала; ужасней теперь мой гнев, и большее злодейство прилично мне, как матери детей…»

Он отложил листок в сторону и стал декламировать наизусть:

Промчатся года, и чрез много веков
Океан разрешит оковы вещей,
И огромная явится взорам земля,
И новые Тифис откроет моря,
И Фула не будет пределом земли… [1]

– Вам нравится Сенека? – спросил он, обведя гостей настороженным взглядом. – Поэзией в нормальном смысле слова это не назовешь. Человек всю жизнь говорил стихами. Стихи были его оружием, деньгами и паролем доступа к сердцу любого государственного чиновника вплоть до императора.