Рита снова плакала, глядя в окно, шмыгала носом, растирала ладонью слезы по щекам и мочила губы в «Сангрии». Я ходил по кухне, от плиты к холодильнику, и думал о том, что вывод, который я собираюсь сделать, заведет меня в такие дебри, из которых очень легко никогда не выбраться.
Итак, в доме остались четверо. Профессору не стоило большого труда улучить момент, отозвать Сашку в хозяйственный двор, где задушить петлей, а затем привязать к металлической перекладине обрывок веревки, чтобы ввести следствие в заблуждение.
Все это выглядит очень правдоподобно, думал я, машинально отнимая у Риты стакан и выливая «Сангрию» в раковину. Но куда, к какому боку мне приладить темную историю с испорченными аквалангами? Кто надрезал мембраны? Кто погубил молодую пару? Кто, в конце концов, проделал этот фокус с трупом Ольги? И самое главное – зачем?
– Я вспомнила, – вдруг произнесла Рита и посмотрела на меня так, словно я был прозрачным. – Я вспомнила…
Я ушел далеко в свои мысли и не сразу понял, что Рита собирается мне что-то сказать. Она продолжала смотреть сквозь меня, словно следила за каким-то редким и малоизученным явлением природы.
– Я вспомнила, – снова повторила она. – Та веревка… Отец Агап всегда обвязывал ею свой чемодан, чтобы не развалился. А сегодня утром, когда я несла вам кофе, веревки на чемодане не было.
Лучше бы она ничего не говорила. Я смотрел на Риту, как на врача из анекдота, который отправляет своего пациента в морг, а пациент умоляет отвезти в реанимацию. Неожиданно всплыла еще одна деталь. Конечно, убийца мог воспользоваться веревкой священника, тем более что чемодан всегда стоит на входе в хозяйственный двор, и все же…
Когда я поднялся на второй этаж, ритуал был в самом разгаре. Марина и священник вразноголосицу тянули псалмы и молитвы и обрабатывали святой водой двери номеров. Некоторое время я наблюдал за ними, выжидая паузу в песнопении, и, как только батюшка замолчал, взял его под локоть и сказал:
– Прошу прощения, я должен отвлечь вас на минуту.
Батюшка нахмурился, давая мне понять, что я прерываю исключительно важный процесс и, опустив крест, не очень дружелюбно спросил:
– Что вы хотите?
Я отвел его в противоположный конец коридора. Готов поспорить, но в этот момент священник понял, о чем я хочу его спросить. Он кивнул Марине, чтобы она продолжала петь сама, и взглянул на меня. Его глаза молили о пощаде!
– Батюшка, когда вы увидели труп официанта, ничего не заметили на нем знакомого? Скажем, какой-нибудь предмет, принадлежащий вам?
– Будьте милостивы, Кирилл Андреевич! – взмолился священник шепотом. – Я так боялся, что вы заподозрите меня в тяжком грехе! Богом клянусь, не давал я Сашке эту веревку проклятую, чтоб она провалилась в преисподнюю! Видать, сам отвязал ее от чемодана.