– Еще по стакану!
Я глянул на храброго самоликвидатора с интересом. Взял второй стакан и, прежде чем выпить, протянул руку:
– Кирилл Вацура.
– Владимир Уваров, – ответил Влад с легким кивком головы.
Я уже сделал первый глоток, когда это имя приволокло в сознание контейнер проблем, и отставил вино. Оно больше не лезло мне в горло. Влад, заметив, что моя реакция на его имя довольно странная, с участливой заботой взглянул сначала на меня, потом на мой стакан.
– Что-нибудь не так? – спросил он.
Сейчас узнаешь, думал я, рассматривая скуластое и бронзовое, как у индейца, лицо Влада.
– Тебе имя профессора Курахова о чем-нибудь говорит? – спросил я.
Лицо Влада просветлело.
– Естественно! Это имя мне говорит о многом! Если ты сейчас скажешь, что он преподавал тебе, то я опровергну теорию вероятностей!
– Не надо опровергать, я никогда не был его учеником. Я его адвокат, – с ходу придумал я.
– Адвокат? – протянул Уваров и закивал. – Ну, да! Понятно. Это даже интереснее, чем я предполагал… А что, разве профессор нуждается в юридической защите?
– Давай выпьем! – предложил я.
– Давай! – согласился Влад.
Мы беззвучно чокнулись пластиковыми стаканчиками.
– Забрать бы мою тачку, – напомнил о своей «Сузуки» Влад.
– Это мы мигом, – пообещал я, сминая стаканчик в кулаке.
Я круто повернулся, и меня качнуло. Влад это заметил, но благоразумия не проявил и покорно сел на переднее сиденье.
– Пристегнись, – посоветовал он мне, но я отрицательно покачал головой.
– На скорости двести пятьдесят кэмэ в час, если во что-нибудь врезаться, ремень безопасности разрезает человека пополам, как гильотина, – соврал я.
– Правда? – уточнил Влад, но тотчас отстегнулся от «гильотины».
«Опель», зашуршав колесами о гравий, рванул с места и, оглашая окрестности жаркого и сонного поселка диким ревом, помчался по шоссе. Мой пассажир демонстрировал завидное мужество, вверив мне свою жизнь; он спокойно сидел в широком кресле, скрестив на груди руки, и смотрел на серую ленту шоссе, стремительной рекой несущегося нам под колеса. Когда же я остановился на обочине рядом с его консервной банкой, он заметно оживился и повеселел оттого, что не только остался жив, но может снова лицезреть свою колымагу.
Хмель медленно выветривался из моей головы, и о водке я думал с отвращением. Жаль, что мы с Владом оказались в одинаковой степени упрямыми и твердолобыми, иначе можно было бы остановиться на выпитом портвейне и не испытывать больше судьбу. Тем не менее, Влад решительно открыл багажник, где среди землекопных инструментов лежал складной столик, вытащил его, разложил на траве и стал выставлять стаканы, консервы и овощи.