Фердуева кивнула подруге, та покорно выскочила в ванную - миг - и все услыхали чавканье половой тряпки, подтирающей безобразия избранницы дона Агильяра.
Мастер-дверщик тяготился непонятностью отношений Фердуевой и Пачкуна: оба могущественны - ясно, но ясно также, что Пачкун пасует перед хозяйкой, хотя при его комплекции, должности, хватке, сквозившей в каждом движении повороте головы, причмокивании губ - ожидалась противоположная раскладка сил. Мастер снизу вверх посмотрел на возвышающуюся над столом Фердуеву, еще раз поразился ее совершенством: тайная власть таких женщин над мужчинами неоспорима.
Фердуева бесстрастно, как не любящий животных посетитель зоопарка, оглядела гостей противоположного пола: "Не то, не то. Всю жизнь не то! А когда же будет то? Или вовсе не случится никогда, нечего и ждать?"
Фердуева пила редко и мало, сейчас даже не пригубила, очистила апельсин, сжевала дольку. Испортили обмывание двери. Вроде взрослые люди, серьезные, а в дом пустить сто раз подумаешь. Наташка облевала ванну, небось любимыми полотенцами - махра однотонная, итальянские - рожу утирает? Жалкая Наташка, мельтешит, все надеется при мужике - дай Бог только отхватить - налипнув ракушкой на дно корабля, жизнь проплыть. Глупая! Не выйдет, нужно свою цену иметь, собственный номинал, постель только первый взнос, потребности всей жизни таким не погасишь, мужики, как собаки, крепкого хозяина всегда чуют.
Фердуева решила не церемониться:
- Ну... все, гости дорогие, забирайте Наташку, мне дела делать пора.
Пачкун с вилкой, недавно наколовшей кус краба, поднялся, наморщил нос, припоминая ему одному ведомое, так и застыл и только через минуту догадался положить вилку на стол. Его выставляют? Гонят взашей? Кулаки дона Агильяра сжались.
Фердуева заметила гнев начмага, заметила, как подобрался мастер. Стравить бы их сейчас в добротном мордобое, потеха вышла б, Пачкуну не поздоровилось бы. Фердуева оглядела горки с фарфором, нежные статуэтки по всем углам. Драка здесь обременительна, большим расходом завершится; сменив хлад тона на извинительность, хозяйка проворковала:
- Нет, правда, дела, не рассчитала время.
Пачкун смекнул - дуться глупо, лебезить никто не станет, удовлетворился смягчением Фердуевой, вкрапил в прощание анекдот, уцепился за спасительный хохоток прибирающей в ванной тощей соседки по столу: тут выплыла промытая, облегченная слезами и непереваренной пищей Наташка Дрын, и прохладное прощание переродилось в дружеское с похлопываниями, прикидками совместных обедов и ужинов: точек едальных расплодилось тьма, всюду дружки, всюду гульба и сладкая житуха. Шумно вышли трое - Наташка Дрын, дон Агильяр и подруга Фердуевой; обиженная и совратительница Пачкуна шли в обнимку, склонив головы на плечи друг друга, Пачкун шествовал, чуть приотстав, пастырским взглядом взирая на птах.