Она зевнула… Еще было не поздно схватить ее в охапку, отнести в ванную, заставить выпить трехлитровую банку воды, а потом сунуть ей два пальца в рот, надавить на корень языка… Еще не поздно… Юдину казалось, что он сам выпил кофе с лошадиной дозой снотворного. Его тело затвердело, словно парафин на холоде. На несгибающихся ногах он вышел из спальни, тихо прикрыл за собой дверь и кинулся в ванную. Ему казалось, что он сам отравлен и теперь умирает… Какой ужас! Что он сделал!
Тугая холодная струя ударила ему в затылок, просочилась сквозь волосы, нитевидными струями полилась по щекам, лбу и шее. Юдину казалось, что голова его шипит и испускает пар… Почему? – думал он. Почему так страшно? Ведь он уже убивал, он уже перешагнул через этот Рубикон, и суть его поступков в банке и здесь была одна. К тому же там, в банке, все было намного ужаснее, он хладнокровно расстреливал людей в упор. А здесь он всего лишь приготовил кофе и добавил туда лекарство. И Гертруда Армаисовна просто засыпает… Его колотил крупный озноб. Кое-как вытерев голову полотенцем, он на цыпочках прошелся по квартире и замер перед дверью в спальню… Наверное, все уже свершилось.
Он осторожно приоткрыл дверь. Сначала увидел ее ноги, подмявшие под себя купюры. Потом – раскинутые руки, разметавшиеся по жениной подушке волосы. Глаза закрыты, лицо немного бледное, но спокойное. На нем не отразилось приближение смерти. Не было ни агонии, ни судорог, ни мучений. Гертруда Армаисовна легко перекатилась из этого мира в другой. Она уже там?
Он долго не мог решиться подойти к ней. Неподвижное тело притягивало взгляд, и Юдин поймал себя на том, что смотрит на него почти с удовольствием, с необъяснимым восхищением, словно он был художником или ваятелем и любовался только что завершенным произведением искусства. В ней почудилось Юдину что-то близкое, почти родственное. Это тело теперь принадлежало ему, ибо он осуществил масштабное и страшное: отделил его от жизни. Юдин сделал шаг, медленно опустился перед кроватью на колено и коснулся ее руки…
И вдруг его как обухом по голове ударили! В дверь позвонили. У Юдина остановилось сердце, и мгновенно заледенела рука. Он поднялся на ноги, широко распахнутыми глазами уставился на приоткрытую дверь спальни и превратился в манекен. Кто это? Соседка? Или милиционер? Или группа захвата?
Он не знал, что делать. Перепуганное сердце стало биться в грудную клетку, словно требовало, чтобы его выпустили, ибо не желает оно сидеть внутри ненадежного человека, с которым происходит черт знает что.